Шрифт:
Разъярённый нечеловеческий крик прокатился над городом. Женский крик. Эстрикс я не увидел, но прекрасно почувствовал. Богиня была в бешенстве.
Игнорируя ярость паучихи, я бросил следом за братцем, а из головы не шли многочисленные вопросы. Почему Малаак напал на Аскеш? Почему сейчас? Из-за того послания? И как, Бездна их все забери, я поделился маной с Совереттом? Процесс управляемый, но не прописанный системой. У меня нет в арсенале нужной способности или заклинания!
Матриарха я отыскал в её кабинете. Старушка лежала в кресле ни жива, ни мертва. Её сын суетился вокруг, не зная что делать. То подушку подложит, то порывается мчаться куда-то.
— Позови Ираксиса, — едва слышно прошептала она.
Соверетт было дёрнулся, но я остановил его.
— Я сгоняю. Присмотри за ней.
Врубил Заячий бег и понёсся на поиски лекаря. Уже через пять минут упитанный тифлинг ввалился в помещение. Услыхав об угрозе Матриарху, он припустился во всю прыть. Похоже, очень ценил патронаж главы Старшего Дома.
— Магическое истощение. Тяжёлое, — констатировал он, поправляя пенсне. — Уважаемому Матриарху нужен отдых и покой. Я подготовлю восстанавливающие зелья.
С этими словами целитель отошёл в сторону и начал мешать что-то в мензурках, вынутых из саквояжа.
— Вот и расплата, — пробормотала Чезедра. — Малаак болезненно горделив. Твоё спасение не могло пройти даром. Вмешательство мудрейшей Эстрикс лишь усугубило ситуацию.
— Мы же не могли бросить его! — зашумел Соверетт, ткнув в мою сторону.
— Могли, — негромко возразила глава Дома. — Сейчас бесполезно спорить об этом.
Предпочёл проигнорировать первую часть её слов.
— Верно, — вмешался я. — Нужно решать, что делать дальше. С Малааком пора покончить. И я вижу лишь один выход — Разиен.
Полуприкрытые глаза жрицы дёрнулись. Зрачки расширились, а тощая костистая рука вцепилась мне в запястье.
— Ты не понимаешь, что предлагаешь, глупый мальчишка, — прошипела она.
— Я понимаю одно, у нас нет выбора. Когда волки уже на пороге, примешь помощь от любого, готового её предложить. Не до выбора.
— Когда волки на пороге, — скривилась старуха, — бежать в медвежью берлогу далеко не самое умное решение. Как бы плата за помощь не оказалась страшнее наших текущих проблем.
— Да почему все говорят сплошными загадками?! Кто этот Разиен вообще такой? Ни от кого не могу добиться вменяемого ответа, — я всплеснул руками.
— Не шуми, Гвин, — положил руку мне на плечо Соверетт.
Чезедра зашлась сухим лающим смехом.
— Не тревожьте Матриарха! — заволновался Ираксис.
Эльфийка лишь подняла ладонь, и тот сразу заткнулся.
— Давай свои зелья и оставь нас, — скомандовала она.
Лекарь поклонился и протянул ей несколько склянок. Осушив их, жрица с трудом заняла нормальное сидячее положение. Правда откинулась полностью на спинку кресла, но всё же уже не сползала куда-то на пол.
Цвет её лица постепенно выравнивался. Мертвенная бледность отступала.
За тифлингом хлопнула дверь.
— Ты тоже, — глазами указала на дверь Чезедра.
— Нет, матушка, — твёрдо возразил маг.
— Никто меня не слушает, — угрюмо пробормотала она. — Распустились… Миндальничаю с вами. Моя матерь подвесила бы тебя за руки за такое своеволие, да хорошенько отходила семихвосткой!
Братец улыбнулся самыми уголками губ.
Бурча, она потянулась к чашке с ароматным отваром. Сделала глоток.
— Ты хочешь знать кто такой Разиен? — проскрипела Матриарх. — Что ж, я скажу тебе, глупец. В типичной для себя манере ты в начале действовал, а потом уже думал. Не имея доступа к критической информации, принимал судьбоносные решения. Разиен — это бывший глава Тёмного Пантеона.
Мне показалось, что я ослышался. Глаза Соверетта бок о бок со мной стали размером с чайные блюдца.
— Что? — выдохнул я.
— А ты думал, он кто? Мелкий карточный фокусник?
— Глава, но как?.. В смысле, а Малаак?
— Вот именно. Во время войны Малаак предал Разиена. Пошёл на сговор с Аларис, чтобы избавиться от него. И сделал это в самый разгар важнейшего сражения за Ластхельм. Из-за Малаака война свелась к патовой ситуации и был подписан мирный договор.
— Ради чего?
— Могущество, Гвинден, — усмехнулась Чезедра. — Личная сила. Глава пантеона — фигура далеко не номинальная. Он является сердцем. Ядром, на которое замыкаются многие потоки веры.