Помнил свою первую встречу с Сергеем Ивановичем Виночерпий. Сначала, как и Капитана, удивили его стариковские руки, в которых трехсотграммовая кружка пряталась, как в руках Винча лафетник.

– Зато у тебя голова большая, – отвечал на удивления старик, – это кто чем трудится, ты же на своей работе головой работаешь?

– Не, дядь Сереж, я не головой, я пальцем. Пять, четыре, три, два, один, пуск – и пальцем на кнопку. Вся работа. Обезьяну посади – хуже не будет.

– Весёлые, это хорошо. А как же в нём, в реакторе вашем, внутри, если без головы? Не само же по себе!

– Конечно, не само, а только после пальца. Сначала пальцем, а потом уже внутри.

– То есть, что ж – голова не нужна?

– Как не нужна? Мы же ей пьём.

– Разве можно? Допускают?

– Э, тёмный ты, дядь Серёжа, на нашу работу трезвых не допускают. Когда принимают, в анкете даже графа есть: пьёшь – нет. Если не пьёшь – не берут.

– И что ж у вас там ларёк есть винный или как?

– Зачем ларёк? Выдают. У нас с этим строго: на месяц на человека два литра спирта под роспись.

– А кто не может, печень или там язва?

– Тех отправляют лечить, в специальные клиники, лечат и снова – в бой. Нет, у нас не пить не положено.

– Да я слышал, что винцо от этой вашей радиации первое дело.

– И первое, и второе, и третье.

– А как же бабы? Тоже пьют?

– Баб у нас нет. Уборщицы-пенсионерки, которым уже не рожать.

– А вам что – тоже не рожать? Как с этим? Говорят, ведь, того…

– Тут уж ты выбирай: либо реактор, либо бабы. И потом, кто с водочкой дружен, тому х… не нужен, сам, небось, знаешь.

– Да как сказать… У меня вон пять сынов да две девки, обе сами уж бабки. Правду сказать, в те поры и не пили, как ноноче.

– А что так? Председатель не велел?

– Он и сейчас не велит. Да как-то вот не было… Всё лето работали… да и зимой работали.

– А теперь что, работы не стало?

– Теперь вас вот возют, эвона армия, да толку-то. Сидели б уж на своих реакторах…

– Кто ж тогда отгулы даст? Мы вот тут две недели пьём – четыре выходных, за каждый выходной – два отгула. Итого восемь, а праздник попадёт – все десять, десять отгулов – считай, что отпуск. И своих тридцать рабочих дней.

– Как же там ваши реакторы?

– Главное, дядя Серёжа – капусту посадить, бураки в кучу собрать, а реакторы, они железные, их не полоть, не дёргать – что с ними будет? Не сгниют, не убегут

– Как же чернобыльский убёг?

– Ну… раз в год палка стреляет.

– Это верно.

Но второе удивление было куда как круче.

– Тебе налить, дед?

– Коль не жалко.

– Сколько?

– Сколь не жалко.

– Не упадёшь?

– Ты нам поровну налей, поглядим.

Стало интересно. Выпили по кружке чемергеса, потом вдогон ещё по полкружки. Когда к вечеру Гена очнулся, дед сидел на том же месте, пил с ребятами и всё так же по-стариковски балаболил.

– Ты, дед, никак изнутри лужёный?

– Не, – отшучивался старый, – у меня против вашего два горла: одно в брюхо идёт, а другое прямо в серёдце, – и постучал, чисто Аркадий, ребром ладони по грудине, – если в брюхо пущу – пьянею, если в серёдце – вино сразу в радость переходит.

И не понять было – шутит, нет? Но ведь не пьяный – весёлый!

– Разве так можно? – оказывалось, хоть он и Виночерпий, а чего-то самого главного про это вино, что он черпает, и не знает. – Как?

– Огонь же … можно дом сжечь, а можно суп сварить, решай сам… пока ты ему хозяин. Вместо головы у вас палец, вот вы же одним животом и живёте…

– Мы не животом, мы всё-таки головой, – амнистировал Винч голову.

– Э-э… – отмахнулся Дед, – головой жить нельзя, в ей самой толку нет, ей только пальцу вашему команду и давать – пять, четыре… нажимай… она вроде пастуха, с самого-то пастуха ни мяса, ни молока, ни шерстинки. Живут либо животом, либо серёдцем. У живота помол грубый, только для нежити, она-то вас, своих кормильцев, и корчит, а у серёдца помол тонкий, господень пух, какой хошь пирожок выпечь можно, а для нежити он что вода в решете – ей не взять.

– Научишь… через серёдце? – уже уважительно спросил Виночерпий.

– А что не научить, наливай.

Он выпивал, глаза начинали лучиться, какое-то сосредоточенное блаженство появлялось в глубине их…

Винч недоумевал: тут же простая понятная химия, как физиология может обмануть химию? Как это – сразу в радость, без дури? А грамм-градус на килограмм веса? Куда градус пропадает?

– Дак ты опять головой про живот думаешь, а в серёдце все не так… химия-фимия – это всё для нежити.