Тогда она решила пойти другим путем. Медленно опустила руки вниз и попыталась его погладить.

Он открыл глаза моментально и перехватил ее руки.

— Ты что, бессмертная? — шепнул он ей, опрокидывая ее на спину.

И все повторилось, они сводили друг друга с ума, а потом долго лежали в ленивой неге.

— Интересно, сколько времени? — задумчиво спросила в потолок Иринка. — И когда придет мама?

Герман потянулся рукой куда-то вниз, под диван, повозился, достал свой телефон и включил его.

— Десять тридцать, — объявил он сонно, опять закрывая глаза. — А твоя мама придет только в двенадцать, потому что я ее вчера сам отвез к твоей бабушке.

— Значит, надо вставать и готовить завтрак, — вздохнула Иринка.

— Погоди. Мы еще с тобой про институт не поговорили, — своим профессорским тоном объявил он, открыл глаза и так строго взглянул на нее, что она попыталась накрыться одеялом, но он без труда вытащил ее из укрытия.

— Аааа, боишься? — проницательно спросил Герман. — И правильно делаешь. Вообще-то тебя надо бы отшлепать за такие выкрутасы. Но тебе повезло, я сегодня добрый и бить тебя, так и быть, не буду. И не надо на меня смотреть такими глазами, Иринка, я сейчас серьезно буду тебя очень сильно ругать. Через семь дней зачетная неделя, через пятнадцать дней сессия, Ирина, блин!

Она молча уткнулась лицом в его грудь и изо всех сил зажмурила глаза. И услышала, как убыстрилось его сердце: тук-тук-тук-тук… Потом он тяжко вздохнул и ласково взъерошил волосы на ее голове.

— Ну хорошо, хорошо. Тебе повезло, так и быть, даже ругать не буду. Ну, дай мне хотя бы речь толкнуть, о необходимости высшего образования, я, между прочим, всю дорогу ее репетировал и подбирал цитаты.

Иринка подняла лицо и заглянула ему в глаза.

— Я тебя люблю, — волнуясь, сказала она. — Очень сильно люблю.

— Иринка, девочка моя… Я тоже тебя люблю.

Герман тут же схватил ее лицо руками и стал целовать так сильно, что она опять потерялась во времени и пространстве. Когда они в следующий раз посмотрели на часы, было уже почти двенадцать. Они начали спешно собирать диван, умываться и одеваться. В начале первого уже в приличном виде сидели на кухне и завтракали наспех состряпанным омлетом.

— Ириш, во сколько твой бар открывается? Зайдешь и напишешь заявление об увольнении. Мы сегодня перед отъездом еще должны успеть заехать к моим родителям. Так что давай-ка ты вещи собирай, — между делом сообщил Герман, глядя на часы. — Сейчас твою маму дождемся и пойдем.

Иринка аж омлетом подавилась.

— Зачем к твоим родителям? — испуганно спросила она.

— Ну, как зачем? Знакомиться, — безмятежно улыбнулся он.

— Так мы знакомы, — она опустила глаза.

Герман снисходительно посмотрел на нее.

— Трусишь?

— Конечно, трушу, — опустив голову, призналась она. — Они же знают про Гошу.

Герман нарочито вздохнул.

— Ну вот, а сначала такая бойкая, смелая была, — подколол он ее, поднимая ее лицо за подбородок и нежно смотря на нее. — А теперь совсем расклеилась. Что с тобой случилось, Ириша?

— Ты со мной случился, — проворчала она. — И вообще, ты где был целый месяц? Я уж испугалась, что ты совсем не приедешь, что тебе все равно, что ты там с Катей своей…

И опять ему пришлось обнимать ее и успокаивать.

— Ириш, мы с тобой оба наломали дров, — сказал он ей тихо. — И ты наломала, и я наломал. Давай попробуем начать все с чистого листа. Без всяких разборок и выяснения, кто из нас виноватее. Только мы с тобой вдвоем, никаких Кать и никаких Гош. Ну как, согласна?

Она молча закивала головой.

— Давай не будем усложнять свою жизнь еще и ревностью. Нет никакой Кати, давно уже нет, мне никто не нужен. Кроме тебя. Только у меня условие, — в голосе Германа опять зазвенела сталь. — Ты закрываешь эту сессию на «четыре» и на «пять». А уж потом что хочешь, то и делай. Не хочешь учиться — иди в официантки, но только не здесь, за пятнадцать тысяч, а в Москве. Или если захочешь в другой ВУЗ — я тебе лично помогу перевестись. Но чтобы сессию закрыла, иначе я с тобой очень сильно поругаюсь. Поняла меня?

— Почему это я не хочу учиться? — возмутилась Иринка. — Я очень хочу! Я просто поняла, что ты меня не простишь и будешь и дальше игнорировать. И единственный способ достучаться до тебя — бросить институт. Потому что этого ты мне сделать никогда в жизни не разрешишь и обязательно приедешь за мной. Только я очень боялась, вдруг ты меня разлюбил и тебе уже все равно… И мне придется работать в этом баре еще почти год… Ты на меня не злишься?

— Ты не поверишь, все знали, что ты бросила институт, но мне сказать забыли, — усмехнулся Герман. — Не иначе как боялись. Ты права, моя совесть меня бы со свету сжила. И мои родители, и твои мама и брат еще бы и сверху наподдали. Так что деваться мне теперь от тебя некуда, тебе от меня тоже, давай попробуем просто быть вместе и быть счастливыми.