Когда через десять минут Лариса Николаевна зашла в квартиру, она застала Иринку и Германа на кухне, они пили кофе, смеялись и не сводили друг с друга влюбленных глаз.

Ирина

Две недели, оставшиеся до Нового года, Иринка пахала так, что ей не хватало двадцати четырех часов в сутки. Несданные вовремя контрольные, лабораторные, рефераты и практические работы в неимоверном количестве отнимали у нее все силы и время. Герман ей был не помощник: он сам целыми днями напролет пропадал на работе. Иринка и Герман существовали в состоянии жесткого цейтнота. Встречались дома за поздним ужином, не раньше восьми вечера, причем Герман всегда что-то читал вполглаза за столом или проверял какие-то работы. После ужина они вдвоем обычно пытались посмотреть какое-нибудь кино, но Герман опять читал, а Иринка быстро засыпала под работающий телевизор. Утром они пытались вставать раньше, чтобы какое-то время посвятить личной жизни, потом Иринка готовила на скорую руку завтрак, и Герман обязательно в любую погоду выходил на пробежку.

Им катастрофически не хватало времени друг на друга, у них даже не получалось вместе пообедать в институте. Иринка сильно страдала от того, что они теперь постоянно порознь, жаловалась Герману, на что он с бесконечным спокойствием уговаривал ее потерпеть, обещая, что после сессии они вдвоем обязательно выберутся на несколько дней куда-нибудь в горы. У Иринки не было загранпаспорта, но Герман и не рвался в Европу, а девушке было все равно, куда ехать, лишь бы быть с ним вдвоем.

30 декабря после обеда Иринка наконец-то на морально-волевых сдала последний зачет и даже поставила в деканате заветный штампик о допуске к сессии. Счастливая до невозможности, она летела по институтским коридорам и думала о грядущем празднике, который они с Германом решили отмечать вдвоем, отказавшись от многочисленных приглашений. Нужно нарядить елку, нужно купить Герману подарок, нужно купить горошек для оливье, нужно…

Иринка настолько погрузилась в свои планы, что, дойдя до кабинета Германа, сразу распахнула дверь, забыв постучать.

Он сидел на своем столе с напряженным выражением лица, а рядом с ним, чересчур близко, стояла эффектная брюнетка, явно не студентка, а, скорее, преподавательница, которая улыбалась ему нежно и призывно, наклоняясь к его лицу. При этом ее рука лежала у Германа на плече.

— Ой, извините, что без стука, — на автомате извинилась Иринка, резко тормозя.

Брюнетка повернула голову и заморозила Иринку своим высокомерием. Но руку все-таки сняла, правда, не сразу.

Герман посмотрел на Иринку и улыбнулся ей, но улыбка у него получилась какой-то чересчур сдержанной, и это не понравилось девушке.

— Ириш, что хотела? — спросил он ее. И голос его, хриплый и слегка придушенный, тоже ей не понравился. Можно подумать, они тут целовались так страстно, что он говорить нормально не может!

Иринка почувствовала, что сама сейчас потеряет дар человеческой речи, а вместо этого зашипит, как кошка. Но все-таки справилась с собой.

— Я сдала последний зачет. Все, до 3 января я совершенно свободна! — гордо заявила она, делая шаг к нему навстречу, но он тут же остановил ее движением руки, запрещая подходить ближе.

— Ириш, ты езжай домой, не жди меня, ладно? Я постараюсь сегодня пораньше приехать. У меня еще сегодня консультации. Все, на связи, пока.

И даже не поцеловал ее!

Иринка последний раз окинула пристальным взглядом подозрительную посетительницу, молча развернулась к двери и вышла, однако дверь только прикрыла.

— Это и есть твоя студенточка? — успела услышать насмешливый голос.

— Кать, давай ближе к сути, — опять странный голос Германа. И все, этого было достаточно, чтобы Иринка вся вскипела от ревности и возмущения. Не разбирая дороги от выступивших на глазах слез, она рванула на улицу, и лишь там, на холодном воздухе, немного пришла в себя.

Быстро достала телефон, на всякий случай проверила его — ни одного сообщения ей вдогонку, пусто. Ну, раз ему нечего сказать, то и она ничего писать не будет!

Из-за предновогодних пробок она поехала на метро, а потом долго тряслась в переполненной маршрутке. Когда, наконец, добралась до дома, то просто упала замертво на кровать и хорошенько прорыдалась, жалея себя, выплескивая все напряжение, скопившееся в ней за эти безумные две недели. А потом и вовсе уснула.

Проснулась в восемь вечера совершенно разбитой. Германа в квартире не было. В телефоне по-прежнему ни одного сообщения, и это, честно говоря, ее напугало. Потому что Герман всегда в течение дня находил минутку, чтобы ей написать.

В сети в последний раз он был в 17–30.

Она набрала его номер — «Абонент недоступен».

И она запаниковала по-настоящему. Она даже не представляла, куда ей бежать и кому звонить. Не Кате же. Да у нее и телефона-то ее нет. Но решила все-таки подождать еще часок, прежде чем что-то предпринимать.

В девять вечера, наконец, послышалось звяканье открываемого замка, и Иринка, забывшая обо всем от радости, что он приехал, бросилась к Герману на шею. Он заметно покачнулся и отстранил ее от себя.

— Иринка, я заболел, у меня, кажется, температура, — сказал он ей все тем же сиплым голосом. Она включила свет и, наконец, вгляделась в него — выглядел он ужасно. — В пробке перед МКАДом полтора часа простоял. Дай мне, пожалуйста, жаропонижающее. И держись от меня подальше, а то сама заболеешь.

Вот так они встретили свой первый совместный Новый год. Герман слег с сильнейшим гриппом. Трое суток Иринка выпаивала его чаем с медом и малиновым вареньем, давала лекарства, бесконечно меняла постельное белье и футболки, насквозь мокрые от его пота, помогала дойти до туалета. Трое суток отвечала на бесконечные звонки всех друзей и родственников и давала им подробные сводки о его здоровье. А когда Герману стало немного полегче и температура все-таки спала, сама свалилась с жаром без сил.