Только я всего этого не хотела. Я не искала никакого просветления. Я, кажется, ничего не искала. У меня не было грандиозных планов на будущее, я не собиралась стать рок-звездой или светилом науки, снискать признание публики или спасать жизни людей. Изучить себя я тоже не стремилась. Оставаясь наедине с собой, я часто испытывала мутную, необъяснимую тревогу. Как будто где-то в помещении есть опасность, неконтролируемая зверюга или псих с ножом, и я была близка к правде.

Отражение в зеркале не вызывало у меня отвращения. Я не считала себя уродливой, я просто хотела стать другим человеком – насколько это возможно. Изменить цвет глаз. Цвет волос. Контур губ. Овал лица. Я не ненавижу себя, я просто не хочу быть собой.

«Опиши себя, как ты выглядишь?»

Вчера у меня были зелёные глаза. Потом я куплю серые линзы, а потом чёрные. Волосы из рыжих перекрашу в белый и отстригу. Потом покрашу в чёрный и отращу. Неизменными останутся только моя худоба и угловатость.

В кабинете у следователя темно. Почему-то не включают верхний свет, дневной уже почти сошёл на нет, мы сидим в полумраке, я и двое мужчин в штатском. Я не знаю их должностей, про себя называю их «следаки».

– Вы были хорошо знакомы с Ольгой Грачёвой?

Опять этот идиотский вопрос.

– Когда-то общались близко, потом перестали.

Ей проломили голову гантелью. Ударили сзади. Кто-то, кому она сама открыла дверь, следов взлома не обнаружили. Она открыла дверь убийце, пригласила его в квартиру, повернулась спиной и пошла в комнату, он поднял с пола гантель и ударил её по затылку. Попытался скрыть следы преступления и устроил поджог, прихватив с собой её телефон и системный блок – улики. Соседи вовремя учуяли запах дыма и вызвали пожарных, огонь не тронул тело, сгорела только часть комнаты.

Следаки долго и нудно спрашивают меня, знала ли я что-то о её мужчинах и друзьях, говорила ли она мне что-то подозрительное, может, жаловалась на кого-то. Нет, нет, нет. Я ничего не знаю. Я хожу на пары и пытаюсь выжить на копеечную стипендию. Я утратила ощущение своего «Я», это причиняет мне ежеминутные мучения и непонятно, у кого просить помощи, и я точно ничего не знаю о том, кто мог проломить голову моей подруге.

– Вас связывали романтические отношения? – один из следователей тычет мне в лицо телефон. Я присматриваюсь: это фото, на котором мы с Олей целуемся взасос. В моём телефоне оно тоже есть.

– Мы просто прикалывались.

– Вас связывали интимные отношения?

– Нет.

– У вас были мотивы причинить вред Ольге?

Я таращусь на них. Что это значит?

– Мы знаем, что ваш бывший молодой человек ушёл от вас к Ольге. У вас есть мотив: ревность. Где вы были в день убийства?

Что они несут? Они что, думают, что это я убила Олю?

– Он ушёл давно. Это было год назад. Вы что, думаете, я год вынашивала план мести? – как же режет по ушам этот голос. Даже голоса следаков звучат не так неприятно, как собственный.

– Здесь мы вас спрашиваем, а не наоборот. Где вы были в день убийства?

– В университете за двести километров отсюда, – медленно отвечаю я. – Я была на парах. Меня видели однокурсники, преподаватели. Меня не было в городе, когда её убили.

Один из них мерзко ухмыляется. У него мелкие, жёлтые зубёшки, как у крысы.

– Ты тут не дерзи давай. Вы там все друг с другом по кругу менялись партнёрами, а нам теперь копаться в ваших грязных трусах. Мы проверим, где ты была в этот день.

– Проверяйте. – Губы пересохли и склеились. Хочется пить, но я не стану у них просить.

– Молодые девки все, а уже пробы негде ставить. И с кем, с пидорасами какими-то волосатыми, – буркнул желтозубый.

– Вы свободны, только подпишите сначала вот здесь, – его напарник протянул мне листки.

Сидя в автобусе, я смотрю на свои руки. Со всей силы щипаю себя у основания запястья и чувствую боль. Точнее, я понимаю, что это боль, осознаю её, но не испытываю желания её прекратить или ослабить. Она не мешает мне. Эту боль, как и всё своё тело, я изучаю хладнокровно, не присваивая. Со стороны.

Мы встретились заранее, у магазина ритуальных услуг. Нужно было купить венок. «От друзей: помним, любим, скорбим».

Я протягиваю Максу четыреста рублей – мой вклад в конструкцию из искусственных цветов, которая украсит могилу Оли. Он и ещё трое заинтересованных вваливаются в магазин и застревают там на двадцать минут. Я курю снаружи. Мне всё равно, что они купят.

Я ничего не знаю о тех, с кем провела столько вечеров. Мы выпили вместе десятки литров алкоголя, но я ничего о них не знаю. Возможно, о них просто нечего знать.