Шрифт:
– Мы могли бы продать картины, съехаться в одну квартиру, я бы еще…
– Нет, – строго перебила меня она. – Никто ничего продавать не будет. Все эти картины не богатство, они дороги мне как память о семье. Твой прапрадед очень ценил искусство, вот и приобрел за жизнь всякого…
– Но, бабушка...
– Не бабушкай мне, Вика. Мое слово твердое, и иного не будет. Все Алексеевы эту коллекцию берегли, и я не исключение. Вон даже в полицию с заявлением пошла, когда услышала, что в нашем районе банда каких-то ворюг промышляет. Но меня вежливо отправили тихонько сопеть в две дырочки на пенсии и не мешать нашим доблестным защитникам работать, – фыркнула Агата. – К тому же умирать я не боюсь. Лишь бы успеть тебя за косу из «плохо пахнущего» вытянуть, а там уже как Бог даст.
– Будь по-твоему, бабушка, – согласилась я. – Только имей в виду, наш разговор не окончен, я не привыкла сдаваться.
– Вся в отца, – улыбнулась Агата, пряча от меня повлажневший взгляд.
Да, я была на него похожа. Не только внешне, но и характером. Возможно, именно поэтому с мамой у меня сложились такие непростые отношения…
Впрочем, будь возможность загадать себе другую судьбу, я ничего менять бы не стала. Хотя бы просто потому, что мне на самом деле очень повезло с отцом. Пусть даже нам и выпал короткий срок побыть вместе.
Перед уходом мы с Агатой обменялись номерами телефонов. Из квартиры бабушки я вышла в полной уверенности, что со всем справлюсь. Мне нужно было настоять на шунтировании и найти деньги для этого. Я не собиралась ее терять, а вот обстоятельно изучить заключение врачей и получить новое не помешает.
Отчаяние отступило. Прятаться, плакать и страдать больше не хотелось. Недаром же отец выбрал для меня такое имя. Виктория… Я обязана была выйти победительницей даже из тупиковой ситуации.
Бабушка очень вовремя вернулась в мою жизнь, чтобы напомнить: я не Зайцева, я Алексеева, а они никогда не сдаются.
В другой раз я бы не села за руль после горячительного чая, но весь коньяк, что в меня попал, уже выветрился, да и я слишком спешила к другу бабушки, чтобы медлить. Очень любопытно было поглядеть на этого «старого сыча» и понять, оправдает ли он ожидания Агаты на самом деле или просто рисовался перед давней подругой.
Квартира по нужному адресу нашлась быстро. И меня там ждали.
– Виктория Алексеева? – Дверь мне открыл сам хозяин, я пришла к такому выводу, едва на него взглянув.
Абрам был худощавым, среднего роста интеллигентом. Его курчавые волосы поседели, лицо покрылось сеткой глубоких морщин, выдающийся нос украшали прямоугольные очки. В них его выпуклые глаза с нависшими верхними веками казались еще больше, а взгляд подозрительным и тяжелым.
– Пока не Алексеева, но очень хочу свою фамилию обратно.
Мой ответ пришелся мужчине по вкусу, иначе он бы точно не расплылся в широкой улыбке и не пропустил меня внутрь квартиры.
– На минуточку! Таки нет такого дела, чтобы Абрам Фридман его не решил. Пойдите и спросите.
– Бабушка очень хорошо о вас отзывалась, а я действительно остро нуждаюсь в помощи, – робко улыбнулась мужчине, который сразу же отбросил свою подозрительность и хмурость, стоило только убедиться, что я от Агаты.
– Муся, не делай мне нервы. Откатись-ка в сторону, – нахмурился Абрам на собаку, что принялась тыкаться мне в ноги, активно обнюхивая при этом. – Геволт! Это не собака, это мое наказание за все грехи рода.
Мужчина закатил глаза, точно вся скорбь мира обрушилась ему на голову.
Сама Муся была черным псом неизвестной породы, коротколапой и похожей на тумбочку. Или на ту, в которой уместились сразу три-четыре стандартные Муси.
– Ой вей! – К нам присоединилась миниатюрная женщина. Ее черные как смоль волосы были убраны в высокую прическу, длинную шею подчеркивала жемчужная нить, а поверх синего платья оказался надет фартук в крупные ромашки. – Нашел свободные уши и держишь лялечку на пороге? Как тебе не стыдно, Абрам. Ну!
Вот и хозяйка пожаловала, догадалась я, жена Фридмана – Нонна.
– Я дико извиняюсь, – тут же среагировал мужчина. – Держите курс в мой кабинет.
– Наше вам с кисточкой, Виктория. Давайте лапсердак, – улыбнулась Нонна, помогая мне раздеться и отгоняя Мусю. – Кстати, о птичках. Как эта старая перечница, ваша бабушка? Не хворает?
– Все хорошо, – не стала вдаваться в подробности я.
В окружении этой колоритной семьи Фридманов, признаться, я даже растерялась и забыла, зачем сюда явилась. От них веяло таким гостеприимством и любовью, что все мои проблемы вдруг стали казаться менее значительными, чем еще несколько минут назад.