– Эрго, то есть - из этого следует, - прострекотало Нечто, как в насмешку нареченное кем-то Вовкиным-Морковкиным, - из этого следует, Тюхин, что вы и только вы, поскольку вам сходило с рук и не такое, только вы, Тюхин, в данный момент и при данных обстоятельствах, способны выполнить миссию, которую, без боязни впасть в преувеличение, можно квалифицировать как Всемирно-Историческую... Готовы ли вы?

Он еще спрашивал!

– Это самое... ну это, елки... ну, вобщем, так точно!
– шалея, как это всегда бывало со мной в присутствии любимых женщин, решился я, тем паче, что терять мне, Тюхину, было решительно нечего.

– Исходные данные: меня ищут...

– Ищут! Еще как ищут, Мохнатенький! Прямо аж с ног сбились, - подтвердила гордая Идея Марксэновна.

– То есть, - скрипуче рассмеялся Фантом, - то есть из этого следует, что дух поиска, при всем его катастрофическом дефиците в обществе прогрессирующего мандулизма - жив, милостивые государи! На здешних знаменах следовало бы начертать: Мы ищем, следовательно - существуем. Выводы: примо - не все еще потеряно, секондо - возможны варианты, тертио - один из этих вариантов, причем самый для меня предпочтительный, вы, Тюхин!

Испуганно всхохотнула сова. С соседнего дуба, чуть ли не свалившись с ветки, торопливо откаркнулась огромная, с человека величиной, ворона в маскхалате.

Туманный Свидетель и Очевидец засветился недобрым красноватым свечением.

– Снять?
– щелкнув застежкой кабуры, спросила Идея Марксэновна.

– Это Профартилов, - просвиристел Гость Небесный, - мы с ним тут играем в русскую рулетку. Он стреляет, он же и падает, особенно, когда выпьет... У нас тут весело, - поголубев, добавил он.
– Итак, на чем мы остановились, Тюхин?.. Положеньице, в которое я угодил по милости известного вам майора, скажу прямо, архискверное. Некая дверь, сами понимаете, - не совсем обычная, но в то же время с обыкновенным, самозащелкивающимся замком, взяла да и захлопнулась. Что в условиях задачки? Жизненно необходимо проникнуть в помещение за сей дверью и вынуть из ящика письменного стола некий интересующий меня предмет. Назовем его - коробок... Вы следите за моей мыслью? Так вот, коробочек на вид самый что ни на есть заурядный, спичечный, с истребителем МИГ-29 на этикетке. Откроюсь: в коробочке нечто такое, что в ближайшее время станет мне нужнее всего на этом свете. Впрочем, когда откроете, сами поймете... Сложности? Пожалуй, одна: без ключа в это столь волнующее товарищей из Учреждения помещение не попала еще ни одна живая душа. И, смею заверить вас, - никогда не попадет. Почему я обращаюсь с этой просьбой именно к вам, Тюхин? А вы подумайте, только хорошенечко подумайте, как любит говаривать хорошо знакомый нам обоим гражданин майор, и вы непременно поймете... Ду ю андестенд ми?

– Йез, - сказал я и, подумав, зачем-то добавил, - ит из.

Живое светящееся облачко на руках моей цыпочки присвистнуло. Моросящая ночная тьма тотчас же отозвалась свистками - слева, справа, сверху и даже, как мне показалось, из пруда, где лежал Брюкомойников.

– Голубчик, - вздохнув, прошелестело газообразное чудо природы, там, на столе початая пачка сигарет "Мальборо". Не в службу, а в дружбу - прихватите ее к чертям собачьим... Зачем?
– справедливо спрашиваете вы. А затем, Тюхин, что очень уж курить хочется. Особенно перед смертью... Ву компронэ?

– Уа... то есть - уи, - только и вымолвил я.

И тут взлетели сразу три ракеты. На крыше дворца вспыхнул и суматошно зашарил по кустам прожектор. Завыла сирена.

Мы распрощались.

Обратную дорогу помню смутно, фрагментами. Вопреки моим ожиданиям, к строительному вагончику мы с Идусиком не вернулись. "Назад не получится", - кратко и загадочно объяснила Шизая. Все мои попытки выяснить почему, наткнулись на упорное молчание.

Вспоминаются выстрелы, мечущиеся по зарослям тени. Навеки в сердце моем волевое личико моей возлюбленной - две упрямых, как ручки пулемета "максим", складочки на лбу, неподвижный, устремленный вперед взгляд ее стеклянных, вынимаемых на ночь, как моя челюсть, глаз, - решительные шаги по центральной аллейке. И я чуть сзади, и моя рука в ее руке - и выстрелы, выстрелы...

У выхода на Таврическую, перед будкой КПП она показала двум встрепенувшимся было олухам в габардине небольшую, с золотым тиснением, книжечку, они встали навытяжку, а мы с Идусиком беспрепятственно покинули строго охраняемую территорию Военно-Таврического, как его здесь называли, объекта.

Шел дождик. С трудом поспевая за маленькой Идеей Марксэновной, я задирал голову и ловил языком редкие капли. Они были непривычно крупные, теплые с тем уже привычным для меня горьковатым привкусом, назвать который химическим было бы заурядным, типично тюхинским кощунством...

Глава одиннадцатая Задверье

Передо иной обыкновенная питерская дверь - двустворчатая, крашенная белой краской, в бесчисленных вмятинах и порубах.

– Это они, идиоты, пытались ее взломать, - вытерев губы, поясняет моя лапушка. Глаза у нее вытаращены, как у голодающего эфиопа, в левой руке - миска с вареной картошкой, в правой - вилка.
– Слушай, Тюхин, - торопливо пережевывая, говорит она, - ты видел какие у него глазищи, а? Что значит - не видел?! Ты что - серьезно?! А шерсточка, а лапочки?..

"Милая, бедная, - думаю я, - может, я еще и хвостик не разглядел? Впрочем, ничего удивительного - заурядные галлюцинации дистрофика. Вон ведь какая худенькая, одни косточки. Вся так и просвечивает насквозь... Господи, Господи..."

Стоящая в условиях задачки дверь опечатана казенной бумажечкой, налепленной на щель между створками. На бумажечке - отчетливый штемпель до боли знакомого мне Учреждения и от руки: "14.Х.1968 г. Дверь опечатал генерал-лейтенант Бесфамильный".

Ручка на двери отсутствует. Битый час я топчусь у этих проклятых дверей, понятия не имея, как к ним подступиться. Папа Марксэн, похоже, явно переоценил мои проницательные способности. Плечом и задом я уже пробовал. Разве что - лбом, с разбега?..