– А-а, да что уж там!.. О, любезная сердцу Иродиада, о незабвенный мой друг Кондратий Рылеевич! Еще года за три до рокового запоя, взвесил я, русский советский поэт Тюхин, все свои обретения и утраты на беспристрастных весах Фортуны, взвесил и пришел к таковому, весьма неутешительному для себя выводу: "Увы, Пушкина из тебя, Тюхин, не получилось, а посему делай, Тюхин, соответствующие выводы!".

– Ну?.. и?..
– чуть не свалившись с коня, выдохнул отставной остряк-самоучка.
– Говори, Витюшанчик, не томи!..

– Ну и завязал я, вобщем, с этим самым делом. В общем, перешел в сферу коммерции энд бизнеса.

– Би... бизнеса!
– чуть не задохнулся от счастья бездарный, как лом, которым скалывают лед питерские дворники, Кондрат Всуев.

Как-то не по-кавалерийски мешковато, он спешился.

– Ну, Свистюхин, ежели это правда, ежели не дурацкое твое, понимаешь, ерничество, не очередное твое выдрючивание!..

И он, широко раскинув руки, пошел на меня вперевалочку - неисправимо кривоногий, как его вирши, даже тут, в иной жизни, крепко хвативший для храбрости, а стало быть - такой человечный и простой.

– Ну-ка, понимаешь, дай-ка я тебя, Тюкнутый-Беспоэмский, обниму, понимаешь, да расцелую! Три плюса и восклицательный знак тебе, Титькин, потому что правильно ты решил! Шинкуй, понимаешь, свою сраную капусту нас, советских поэтов, тут и без тебя в избытке!..

И перед тем, как по-брежневски всосаться в меня упырьими губами, он снял со своих буркал догайдаровские еще, с социалистическими гербами, пятаки и весь аж откинулся, обожая.

Этот момент я и выбрал, чтобы в лоб спросить его:

– Слушай, Кондрат, а что у тебя за конь за такой?

– Конь, понимаешь, как конь. С хвостом, с копытами. Были, понимаешь, и крылья, но мы их очекрыжили, - не сводя с меня лживых глаз своих, отвечал Комиссаров.

– Зачем?!
– ужаснулся я.

– А затем, что не положено.

– Господи, но ведь это... это же мой Пегас!..

– Был твой, стал общественный, - сказал Кондратий.
– Как отдельные фрагменты твоего, Тюхин, в общем и целом совершенно никчемного творчества. А когда тебе в глаза, Тюхин, глядит твоя новая власть, твоя, хоть и бывшая, но вполне партийная совесть, ты, Тюхин, бесстыжих своих глаз не отводи... Не отводи, каблуком тебя в печень, а то хуже будет!..

И не лживые, нет, не лживые уже, а совершенно пустые, немигающие такие, мертвые - вперились в меня глаза.

И он фыркнул, звякнул уздечкой, обескрыленный конь моего недавнего вдохновения, персонаж моей, так и недописанной, самой лучшей в жизни поэмы. Косясь и копая передним копытом, он всхрапнул, мой злосчастный Пегас, и золотая его - справа, вверху - фикса при этом зловеще взблестнула, елки зеленые!..

Слезы навернулись на окаянных очах моих.

Все дальнейшее вспоминается как страшный сон. Квадратноскулое, с "боксерской" носопырой хайло Кондратия Константиновича вдруг плаксиво исказилось, утратило строгость форм, инсультно перекособочилось. Поначалу я подумал было, что это всего лишь оптический эффект, мои дурацкие слезы, не более. Но тут Ираида Прокофьевна дико - Пегас встал на дыбы! завопила:

– Караул, наси... фиксируйте его!

– Э-э...ахуэ...
– по привычке в рифму захрипел неисправимый матюжник. И Господи, Господи!
– до меня дошло, что с ним творится нечто уму непостижимое, сродное тому, что стряслось с дворником Гайнутдиновым некоторое время тому вперед.

Тайный мой завистник и недоброжелатель Кондратий Комиссаров, царствие ему небесное, "поплыл" под моим незафиксированным взором!..

– Аа... мамуа!..
– вымычал он, валясь в крапиву. Лязгнула шашка, тупо тумкнул затылок, покатились пятаки...

Именно в эту критическую минуту Ираида Прокофьевна Ляхина и проявилась во всем своем грядущем великолепии. Всплеснув грудями, как крыльями, она одним прыжком оседлала моего ампутированного лошака. Неверный Пегас чуть не надломился, но все-таки, сволочь, выдержал. Лишь виновато покосился на меня, мол, извини, Витек, сам видишь, как оно оборачивается...

– Юные пенсионеры!
– засовывая под мышку правую титьку, вскричала новоявленная амозонка, воинствующе нагая, с указующим китайским зонтиком в руке.
– Юные пенсионеры, к борьбе с чуждыми нам воззрениями - будьте готовы!

– Всегда готовы!
– дружно ответили верные левинцы, выскакивая из-за кустов, где они и прятались все это время.

К распростертому Кондратию Константиновичу подбежала Перепетуя с огнетушителем. С тем самым, на баллоне которого было написано "Гипосульфит натрия (Фиксаж)". Зашипела струя, пущенная в подвергшуюся деформации голову.

– Так ведь это же фотозакрепитель, - запоздало изумился я.

– А ты, мудила гороховый, думал, его "шипром" освежать будут?!
– захохотала гарцующая валькирия.
– Чего стоишь-то?! Забыл, что делают в таких случаях? А ну - беги, звони куда следует!..