– Я не знаю, о чем ты, – сухо отозвался мистер Бультон, и вообще, если ты не возражаешь, я бы предпочел сейчас помол чать.

– Как знаешь, – отвечал Джолланд. – Вообще-то сейчас мало охотников с тобой говорить, но тебе видней. Я с удовольствием помолчу.

Наступило молчание. Джолланд шел, высоко вскинув подбородок. Он решил присоединиться к остальным и объявить бывшему другу бойкот, раз он не ценит его участие. А Поль смотрел на мерно покачивавшиеся две линии цилиндров перед ним, и продолжал дивиться тому, в какой дурной компании вынужден находиться.

В церкви Поля посадили на край скамьи, рядом с которой через проход начинались места, отведенные для доктора и его семьи. Дульси уже сидела там, но она не заметила его появления, сосредоточенно разглядывая круглое окно над алтарем.

Мистер Бультон устроился в углу с чувством облегчения и даже комфорта, хотя на скамье не было подушки. Рядом с ним сидел тихий Киффин, его обидчики были где-то далеко, на зад них скамьях. По крайней мере, сейчас ждать подвоха не приходилось, а потому Поль мог спокойно предаться любимому занятию в церкви – увы, немного подремать.

Но когда началась служба, мистер Бультон с ужасом заметил, что молодая особа, сидевшая неподалеку, подает ему тайные, но вполне безошибочные сигналы.

Эта была весьма хорошенькая девица лет пятнадцати с веселыми и озорными голубыми глазами и вьющимися золотистыми волосами. С ней было два младших брата, которые никак не могли поделить общий молитвенник и на протяжении всей службы исподтишка обменивались увесистыми пинками, а также отец, полный пожилой близорукий джентльмен в золотых очках, который постоянно громко и невпопад подтягивал хору.

Получать такие знаки внимания от столь хорошенькой юной особы – предел мечтаний любого школьника. Но мистер Бультон похолодел от страха.

«Похоже, это и есть та самая Копни Давенант, – подумал он, когда она, поймав его взгляд, в четвертый раз скромно кашлянула. – Очень дерзкая особа. – Кто-то должен серьезно поговорить с се отцом».

«Господи, она что-то пишет на молитвеннике, – вскоре отметил он про себя. – Неужели она хочет отправить это мне? Я не приму! Как ей не стыдно!»

И в самом деле мисс Давенант что-то поглощенно писала на листочке, а затем искусно сложила его в шляпу-треуголку, написала снаружи несколько слов и сунула в молитвенник. Затем, когда присутствующие встали петь псалмы, она, бросив взгляд на смущенного и негодующего Поля, ловким движением метнула шляпу-листок на соседнюю скамью.

Однако она немного не рассчитала и послание, перелетев через проход, приземлилось у ног Дульси.

Поль с тревогой следил за листком. Он понимал, что любой ценой должен завладеть посланием и уничтожить его. В нем могло содержаться его имя, а это означало новые неприятности.

Поэтому, воспользовавшись шумом, когда паства громко повторяла слова псалма, он прошептал Дульси:

– Прошу прощения, мисс Гримстон, но у ваших ног лежит записка. Кажется, она адресована мне.

Дульси все видела и не сильно удивилась – тайная переписка была для нее в новинку, но в этой златокудрой девице она сразу распознала опасную соперницу, ради которой, похоже, Дик и отказался от нее вчера. Дульси было уже достаточно лет, чтобы изведать сладость мести.

Поэтому она гордо вскинула голову, отчего ее подбородочек очаровательно задрался вверх, и, подождав следующей строфы, ответила:

– Да, мистер Бультон, я вижу. – Не могли бы вы поднять ее? прошелестел Поль.

– Могла бы.

– Будьте так добры, когда все сядут.

– Ни за что, – отрезала Дульси.

Дульси с удовольствием отметила, что соперница, увидев, что произошло, явно смутилась. Она умоляюще смотрела на безжалостную Дульси, словно упрашивая ее не впутать ее в беду, но та упрямо уставилась в молитвенник и не замечала этих взглядов.

Если бы письмо было адресовано любому другому ученику, Дульси, несомненно, сделала бы все, чтобы выгородить преступницу, но теперь об этом и речи не могло быть. Она испытывала злорадство, зная, что творится в душе у старшей девочки, хотя это и было не очень хорошо с ее стороны.

Между тем мистер Бультон всерьез разволновался. Как только паства вновь усядется на свои места, записку явно кто-то увидит из взрослых, и, попади она в руки доктора, было страшно предположить, как превратно он истолкует текст и к каким ужасным последствиям это может привести.

Он был совершенно невиновен, и хотя чувство своей невиновности нередко оказывается большим утешением, он понимал, что если не сумеет убедить в этом доктора, ему не миновать порки. Поэтому он предпринял еще одну отчаянную попытку сломить упрямство Дульси.

– Не будьте такой непослушной особой, – попытался он увещевать Дульси, выбрав не самый лучший подход. – Мне непременно надо получить эту записку. Иначе мне будет худо.

Но хотя Дульси и была прекрасно воспитана, она лишь скорчила в ответ рожицу. Увидев это, мистер Бультон понял: переубедить ее невозможно.