Я четко осознаю, что мы с Тимуром по-прежнему на разных полюсах. Он все тот же богач, а я все та же нищая девочка. Его родители ни за что не смирятся с тем, что теоретически мы можем быть вместе. Вот только про Лизу я ему скажу. Он должен знать. И она должна.

Моя дочь никогда не страдала из-за отсутствия в своей жизни отца. Никогда не спрашивала, почему у Кати есть папа, а у нее нет. Наверное, видела ответ в моих глазах. Она умная и очень чувствительная девочка.

— Ты уже не спишь.

Я захожу в детскую и беру на руки Артюшу. Он радостно дёргает ручками и ножками при виде меня, и сердце непроизвольно наливается теплом. Сняв бретельку бюстгальтера, кормлю его грудью, меняю подгузник и переодеваю в тонкий слип.

Спустившись вместе с ним на первый этаж, слушаю идеальную тишину, царящую в доме. Значит, Тимур все же уехал. Возможно, это к лучшему. Во-первых, я смущалась бы, как обычно, а во-вторых, мне правда нужно время, чтобы все переосмыслить и осознать. А ещё подумать, под каким соусом подать ему правду о Лизе.

Едва переступаю порог кухни, как удивлённо распахиваю глаза. На столе стоит огромный букет цветов. Я несколько раз подряд моргаю, чтобы убрать видение, но оно не исчезает. Передо мной действительно лежит букет из сотни белых роз с одной лишь красной посередине. Дрожащей рукой достаю оттуда записку. Она написана размашистыми почерком Тимура, и это ещё раз убеждает меня в том, что это подарок мне. От него. За нашу с ним безумную ночь.

Букет Димки нахожу сиротливо валяющимся в урне. Вчера я оставила его на кухне, а Багримов все же выбросил…

Вдыхаю пьянящий запах свежих роз, довольно улыбаюсь и включаю чайник, чтобы выпить кофе и немного взбодриться. Ещё никогда мне не было так сложно проснуться. Кажется, что я перенеслась в параллельную вселенную.

После выпитого кофе я созваниваюсь с дочерью. Интересуюсь, как у нее дела, разговариваю с мамой и, удовлетворенная, кладу трубку.

В коридоре слышится щелчок входного замка. Я тут же отодвигаю от себя чашку и поднимаюсь с места. Это не может быть Тимур, потому что ещё рано, но вполне может быть Людмила.

Я подхватываю на руки Артюшу и иду вместе с ним в прихожую. Домработница обожает малыша и не упускает возможности, чтобы его потискать.

В ноздри проникает пряный запах женского парфюма. Я замедляю ход, потому что сердце тревожно бьётся в груди, но все же делаю над собой усилие и иду.

На пороге стоит Елена. Красивая, как с картинки. На коже ровный загар, волосы гладкие и неестественно блестят. А ещё в одной её руке находится чемодан с вещами. Она приехала надолго. Приехала, потому что она, а не я, настоящая мама Артюши.

Я инстинктивно прижимаю его к себе сильнее и ощущаю острую необходимость бежать вместе с ним, но понимаю, что не имею на него никакого права. Он её, а не мой малыш.

— Ты? — вскидывает брови Лена. — Что ты здесь делаешь, Яна?

Она намекает на то, что сразу же после родов я должна была быть свободна. Должна была навсегда оставить их семью навсегда, но что-то пошло не так.

— Здравствуйте, Лена, — голос дрожит, словно натянутая струна, а в голове раздаются тревожные сигналы. — Я работаю няней Артура.

Она снимает с себя туфли-лодочки и бесшумно ступает по полу. Идёт по направлению ко мне и протягивает руки к Артуру. Нет, пожалуйста. Нет, только не сейчас. Не сегодня, когда я была так счастлива…

— Малыш, как я по тебе скучала, — в глазах Лены блестят слёзы. — Сыночек мой… я так по тебе скучала.

Ее слова больно режут меня. Без ножа, по живому. До кровоточащих ран и до глухих ударов сердца в грудной клетке.

— Ну же, дай мне его, — просит Лена, поднимая на меня свои глаза. — Я так долго шла к тому, чтобы мы с ним наконец были вместе.

— Ну же, дай мне его, — просит Лена, поднимая на меня свои глаза. — Я так долго шла к тому, чтобы мы с ним наконец были вместе.

Я отступаю назад и утыкаюсь лопатками о холодную стену. Эгоистично хочу, чтобы Артюша сейчас расплакался, но ничего подобного не происходит, поэтому Лена тянет к нему свои руки и осторожно подхватывает. Хочу сказать ей, чтобы придерживала ребенку головку, но она и сама все знает.

— Вот так, мой хороший, — шепчет Лена, касаясь губами его макушки.