Подобравшись к ней поближе, Адам привлёк её к себе снова:

— Но ничего не вышло. В последнюю минуту я не смог отделаться от мыслей о тебе и к своему ещё большему сожалению я понял, что теперь хочу лишь одну единственную в мире женщину. Доводящую меня до белого каления. Убивающую, возрождающую и снова сводящую меня с ума. Я делал всё, что бы заставить тебя злиться на меня, ненавидеть, забыть, но ты как проклятая привязалась ко мне и всё! … Я ещё не знаю, что мы будем делать, — покачал он головой в очередной раз.

— Для начала на время расстанемся, хотя бы на несколько дней. Мне нужно подумать, отвлечься с Титом, — со свойственной ей решимостью, Ева принялась одеваться, но затем застыла. — Я никогда и ни к кому не испытывала такого сильного чувства Адам. И я боюсь так же как и ты. Боюсь тебя любить, потому что любить тебя сложно, но ещё сильнее я боюсь, что мы это потеряем. А мы не имеем права! Потому что я всё ещё люблю своего сына, — Ева вдруг расплакалась, хотя обещала себе, что больше ни за что не станет показывать свою слабость перед ним. — Я хочу быть с тобой и ради него тоже! — то, что она увидела обернувшись, потрясло её до глубины души — в его глазах дрожали слёзы.

То, как он кивнул, означало, что на сегодня этот разговор окончен.

Адама и самого смутила собственная чувственность и он тут же захлопнулся обратно в своём защитном ледяном панцире, оставив её в таком неоднозначном настроении, что даже не соизволил попрощаться. Но тем не менее, после этой ночи и откровений утра — у Евы начали отрастать крылья.

Его признание … это было нечто особенно-трепетное. И чем больше Ева об этом думала, прокручивая в голове каждую его фразу — тем сильнее её распирало от эйфории счастья. Это было чудом, исцелением, знаком. Словно забивший в Сахаре родник, словно послание из космоса от дружественной расы, словно проснувшийся после долгой комы больной.

Она ходила по офису с приклеившейся к ней идиотской улыбкой, озадачивая свою команду.

— Надеюсь, у тебя родилась идея на счёт рекламы на бумажных пакетах? — не то подтрунивая, не то с надеждой поинтересовался Милтон. — Или мы наконец заполучили жирного клиента? Мы уже давненько не продвигали эксклюзивные тачки, — с мечтательной тоской, протянул он. — Скажи что-нибудь, а то все остальные думают, что всё дело в каком-то мужике и ночи безумного траха.

Ева фыркнула, подавляя смешок, серьёзный вид ей сегодня напускать не представлялось возможным:

— Я сегодня улизну пораньше. Хочу показать другу город. Так что звоните мне лишь в крайнем случае. Если придут купальники — отправляй их к Лайзе.

— О, нет, то есть дело всё-таки в очередном романе? — разочарованию на пухлом лице Милтона не было предела.

— Неприлично спрашивать девушку о таких вещах.

С Титом невозможно было хандрить, нервничать или оставаться серьёзным, нет, только улыбки, смех, вплоть до выступающих слёз и масса впечатлений. Само его выражение лица и подвижная мимика уже вызывали к нему интерес, заставляя улыбаться и светлеть. А чего только стоило его чувство юмора и глаза с искрами неординарного ума. Через два часа прогулки по Бостону Ева была в восторге от Тита, он невозможно нравился ей, как человек и она была искренне рада, что однажды встретила его на своём пути.

 — Так ты всё-таки уверенна, что мы увидели только малую часть твоего любимого Бостона, этой жемчужины в царстве каменных джунглей? — Тит проверил заряд на своей камере. — И как там на счёт мистера Арктика? Что-то ты о нём молчишь. Сегодня он заскочил весьма задумчивый, заставил себя сквозь зубы со мной поздороваться, переоделся и свалил. Успокой меня, скажи, что у вас всё налаживается или мне придётся убить его с чистой совестью, потому что мне он совершенно не нравится.

— Не смей его обижать. Я люблю его, и он только притворяется врединой. Сегодня Адам сказал, что испытывает ко мне чувства, что как бы он не пытался освободить от меня свои мысли — он не в состоянии с этим справиться. Только его это страшно пугает. Адам не такой, как большинство мужчин. Он особенный, — взяв Тита под руку, Ева уставшая, но счастливая шла рядом с ним в сторону общественного ботанического сада.

— О, да, он очень особенный, — многозначительно поиграл бровями Тит. — То есть его тянет к тебе со страшной силой, но этот баран артачится, вынося мозг себе, тебе, а заодно и всем окружающим, чтоб не расслаблялись. Он ей видите ли сказал! Хм, и она рада-радёхонька! А то ты этого раньше не понимала, я и то заметил в первую минуту нашей «душевной» встречи в аэропорту. Или только когда ты поняла, что влюблена в него — резкость и угол твоего зрения заметно расширились? Вы оба с приветом, и поэтому чудесно друг другу подходите. Я одного не понимаю, зачем нужно было разводиться?! Зачем продолжать тянуть «кота за хвост» и ходить кругами? Почему бы вам просто не сойтись и жить себе вместе, любя друг дружку сколько влезет?

— Потому что мы не как все нормальные люди, — Еву мучила невозможность рассказать Титу всю правду про Адама, что существенно облегчило бы его понимание. — Потому что имеется куча нюансов. Нам нужно больше времени вот и всё.

Тит умилял даже когда становился серьёзным, если он вытягивал губы трубочкой, значит он о чём-то усиленно размышлял, о чём-то крайне важном:

— Я поговорю с ним! — заявил он. — Так не годится. Кто-то должен треснуть ему по лбу, … не пугайся, я образно.

— О, это плохая идея, он воспримет тебя в штыки. Адам даже психотерапевта себе подбирал месяцев шесть, он не говорит о личном с посторонними, — но её волнение не играло никакой роли, Ева уже видела, что этого рыжеволосого упрямца ей не остановить.