— О, Тиббот — это Адам, — представила их Ева. — Адам вызвался помочь нести твои вещи, — услышав это, Адам заскрипел зубами от злости ещё больше, наградив её одним из своих коронных взглядов.

— А имя-то какое замечательное, — ответил он иронией на иронию. — Это что? — кивнул он на сундук.

— Подарок для Евы, — важно ответил Тит. — И нормальное кстати имя, с ирландского означает «смелый человек».

— Это важная поправка, — не унимался Адам ещё и улыбнувшись. И только Ева поняла насколько он зол. — Класс, жаль, что я раньше не знал, что Еве нравятся такие подарки, а то скупил бы у старьёвщика весь хлам для неё.

— Отдай! Я сама его понесу, — отбирая у него сундук, Ева встретилась с ним взглядом. — У этого предмета есть своё особое назначение.

— Прям сгораю от желания узнать, — скривился Адам, которому Тит тут же бросил свою сумку с вещами. И то каким при этом взглядом посмотрел на него Тит — стало понятно, что ирландец действительно принадлежит не робкому десятку.

— Это чтоб зря не шел, — спокойно пояснил Тит, закипающему Адаму.

— Ты забываешься! — никогда его глаза не были столь пронзительными и уничтожающими.

— Разве? — пожимая плечами, Тит усмехнулся. — Для меня ты всего лишь бывший муж моей хорошей подруги. Я из тех мест, где люди попроще будут. Миллионер ли ты, рыбак, танцор, мэр — не важно, главное кто вызывает уважение, а кто нет. Деньги и спесь роли не играют.

— А ты и правда смелый, — выражение лица Адама понимала только нервничающая по этому поводу Ева.

Когда она собралась забраться вместе с Титом на заднее сидение — Адам демонстративно вытащил её обратно, открыв ей переднюю дверцу.

— Отвези нас пожалуйста на улицу Тремонт — 56, — осторожно проговорила Ева, уже боясь дышать этим наэлектризованным воздухом.

— Насколько я знаю — там нет гостиницы, — раздраженно заметил Адам, сигналя мешающей ему проехать машине.

— А нам и не надо в гостиницу, это мой адрес, Тит поживёт у меня, — ещё тише произнесла она, чувствуя, как голова Адама медленно поворачивается в её сторону. — Просто у ирландцев есть такая традиция — своих друзей и гостей они принимают под своим кровом….

— Но ты не ирландка, чтоб тебя!!! Вы за идиота меня держите?! — сорвался Адам, резко нажав на тормоза. — Что за традиция на хрен?!

— Это правда, — сохраняя завидное спокойствие, подал сзади голос Тит. — Это чужого или малознакомого ты можешь не пригласить в свой дом, а друга или родственника обязан приютить и накормить, чтобы в другой раз он так же отнёсся к тебе. Мы с Евой не просто друзья — мы теперь почти родня. Она спасла жизнь моей племяннице, что правда твоими деньгами, но всё таки. Если в этом проблема я не против пожить в гостинице, нечего тут скандал раздувать.

 — Что ж мы звери? — ядовито улыбнулся ему Адам. — Друзья Евы — мои друзья. Поживёшь у меня, благо места хватает. Поболтаем вечером … по-мужски.

 — Так не пойдёт, я хотела показать Тибботу Бостон, — попыталась заикнуться Ева, но осекалась, увидев выражение лица Адама.

— Вот уж не знал милая, что Бостон заключен в стенах твоей квартиры! Устроите экскурсию завтра, кажется, ты говорила, что свободна после обеда!

— Никакого контроля, кажется, ты выбрал этот вариант! — огрызнулась Ева, схлестнувшись с ним.

— Ты же меня знаешь. До контроля тут далеко, — сузив глаза, он почти шипел. — Я заброшу твоего друга к себе, а потом мы отправимся к тебе, где ты меня примешь по всем ирландским традициям. Так что вечером, … а может быть, даже ночью ты будешь занята мной. Мы оба сделали свой выбор, милая.

— Прости, Тит, за эту сцену, — с шумом выдохнула Ева.

— Да ничего, интересное кино. Созвонимся, не парься. Поживу у великого мистера Пирса, тысяча благодарностей за его великодушное радушие, — отшутился Тит.

Как оказалось, со времени похорон, Адам жил в лофте своего многоэтажного комплекса, который когда-то показывал Еве. Ей пришлось подняться вместе с ними, и на неё тут же шквалом обрушились воспоминания о том времени, … … когда её мальчик был ещё жив.

— Вид из окна по-прежнему потрясающий, — многозначительно проговорил Адам, проходя мимо неё.

Пока они вдвоём ехали к ней домой — они молчали, словно им больше нечего было сказать друг другу.