Юноша обернулся. Подошёл и сердито прошептал: – Ну сколько можно ждать?

– Прекрасная иллюзия, Мина. Я рад вас видеть.

– Я тоже. То есть нет! Совершенно не рада! Я предпочла бы не встречать вас вообще, но изменить ничего не могу. Мне нужны ответы. У вас ведь тоже есть вопросы. Задавайте!

Как решительно! Но он совсем не торопился. Наоборот, хотелось растянуть этот сюприз. Они отошли от озера и направились, как подсказывала ему память, в сторону галереи. Он мог и ошибаться, в Лондон он приезжал исключительно по делам и редко гулял по паркам.

– Куда мы идём?

– Это ваш вопрос?! – даже в этом непривлекательном образе она была совершенно очаровательна в своём удивлённом нетерпении.

– Вы правы. Есть и более интересные темы. Откуда вы узнали об Анне? Я не помню, чтобы рассказывал вам о ней.

Феромонов больше не было, и сейчас, когда они не отвлекали его от сути, Лент чувствовал то, чему не было объяснения. Он чувствовал себя переполненным какой-то ненормальной жизненной энергией – он был сильным, довольным собой и готовым на подвиги. Анна называла этот коктейль веселящим газом любви и добавляла, что именно так должен чувствовать себя любимый. Лент мог только надеяться, что она чувствовала что-либо похожее. Потому что в его любви главенствовало другое чувство – неубиваемое никакими аутотренингами чувство собственника. Моя, и всё тут. Он её поглощал. А она нет, она его отражала. С нею он видел себя тем, кем мог гордиться.

В образе идущего рядом молодого человека не было ничего ни он Анны, ни от Мины, однако чувство было тем же. Что за странное дело это переселение душ!

– Об Анне я знаю не так уж много, больше чувствую. Наткнулась в процессе… Не важно как я пришла к тому, к чему пришла. Мне всегда было непросто разбираться с очевидным, и если бы не Додо…

Досчитав до трёх, Лент решил её подбодрить: – Продолжайте. Если бы не Дориан, то…

Юноша приостановился, коротко вздохнул и снова мерно зашагал рядом.

– Он меня спас. Если бы я не встретила его тогда, в балетной студии, меня бы разместили в одном из спецучреждений. В моей семье такими вещами не шутят, знаете ли, Волроузы не просто христиане, мы те, на ком держится вера.

По тому странному тону, которым была произнесена последняя фраза, Лент догадался, что так, вероятно, говорил, кто-то из родителей Мины.

– Вставать ежедневно под звуки горна и посещать любую доступную мессу – вот правила, на которых меня пытались воспитать, месье Лент. Но, как вы догадываетесь, я чувствовала мир иначе и очень быстро поняла, что со мной что-то не так. Не поверите, в дом приглашали экзорцистов.

– Почему же не поверю? У нас в таких случаях ходят попы, но принцип тот же.

– Зачем вы смеётесь?

Лент не смеялся, меньше всего ему хотелось сейчас быть понятым неправильно. Он ничего не сказал, только посмотрел на неё, на него, не важно, но посмотрел так, чтобы Мина поняла, что несмотря ни на что, он на её стороне. Даже если она сейчас скажет, что прирезала своих родителей, его дурная голова всё равно найдёт этому оправдание.

– Вы так смотрите, будто думаете, что я прикончила всю свою родню! Можете спасть спокойно, они живы и здоровы. Моей маме в этом году восемьдесят, и она увлеклась йогой. А отец стал демократом, никогда бы не подумала. Но тогда всё было иначе, и Додо был единственным, кто меня понимал. Он стал для меня отдушиной. Он стал для меня всем.

Этих слов Лент предпочёл бы не слышать. Что ей стоило промолчать?

– Иначе вы не поймёте, для чего я затеяла этот цирк. Вы что же думаете, что я лелею мечту о власти над миром? Ах, не смешите меня, я не девочка уже, за смыслом жизни поохотилась вволю. Замужем побывала, да-да. Появился поклонник в девяностых, цветы присылал, подарки. А потом устроил международные гастроли. На свадьбу подарил замок.

Лент невольно рассмеялся: – Русский?

– И как вы только догадались, – сыронизировал голос, хотя лицо паренька осталось невозмутимым. – Любовь обернулась мордобоем, замок – ворованным или неверно оформленным, я не разбиралась, подписала документы об отчуждении, не глядя. Сразу после развода. Хорошо, что в процессе у меня появились друзья.

– В органах?

– Хорошие люди работают во всех структурах без исключения. И да, предвосхищая ваш вопрос, отвечу, что если у меня появится в них необходимость, они не откажут мне в помощи и сейчас. Когда вы поняли про паспорт?

– Не важно, когда понял я, нужные люди поняли сразу.

Юноша кивнул и перешёл на мыслеформ: «Даже лучше».

Сказанное вполне относилось и к выбору формы общения. Они входили в здание галереи, где мужчина с женским голосом был бы отмечен даже нелюбопытными англичанами.

Галерея размещалась в небольшом помещении с огромными окнами и гулким эхом. Искусство, выставленное здесь сегодня, никак не отозвалось в Ленте, он даже с трудом определил его направление (как импрессионизм, но мог и ошибиться). Впрочем, галерею они проскочили быстро и он с удовольствием услышал нормальный голос Мины, достаточно низкий и немного рычащий из-за американской буквы эр. И почему американцы млеют перед британским акцентом? Лент, вот, млеет перед американским. Он отвернулся, чтобы представить себе её лицо.