Сердце отдает гулом в ушах. И сейчас не держи меня Кровавый, я бы рухнула на пол. Голова кружится. Воздух в легких заканчивается и под прикрытыми веками бьют праздничные салюты.

Его шершавые пальцы сбрасывают тонкие бретельки платья с моих плеч, накрывают грудь, сдавливают.

То, что происходит, вызывает протест. Впервые моя чувственность откликается на жестокие ласки, на поцелуй, после которого на губах останутся следы…

Собираюсь с силами и отталкиваю бизнесмена, и чудо, но он поддается.

Чуть отстраняет лицо, все еще находясь нестерпимо близко.

Мне так страшно становится, что дышать перестаю. Вот в эту самую секунду Иван пугает по-настоящему.

У меня по мышцам от него дрожь пробегает, приходится плотно сжать колени, чтобы заглушить отклик своего тела.

Возбудил. С полуоборота.

— В какие игры ты играешь, кукла?

В голосе хрипотца. А в глазах выстреливает ярость. Непоколебимая уверенность в том, что перед ним опытная игрушка, набивающая себе цену.

Жалость этому мужчине неведома. Даже сейчас он безразличен ко мне, я его, скорее, интересую как объект, пригодный для удовлетворения собственной похоти.

От него кровь в жилах вскипает, а потом стынет.

Он не сжалится. Не отпустит, пока не возьмет свое.

Паника бьет наотмашь, и я скриплю зубами, сжимаю челюсти, чтобы не дать себе скатиться в истерику или не поддаться этому искушению.

Странным образом меня тянет к Кровавому. И это сумасшествие обоюдное.

Мне от него не спастись и помощи ждать неоткуда.

Слишком в нем ярко горит желание. Инстинкты оголены. Не достучаться.

Да и сама я на ниточке самоконтроля, увеличит натиск и разорвет в клочья.

Вглядываюсь в его лицо, понимаю, что единственное, что могу — это усыпить бдительность хищника.

Тянется ко мне, опять накрывает мои губы, а я шепчу в его рот:

— По-с-стой…

Проговариваю хрипло.

Смотрит не мигая. Только руки сжимаются сильнее на моей талии, давая понять, что не отпустит.

— Мне нужно в туалет…

Прищуривается. Не нравится.

— Мне правда очень-очень нужно… На секундочку буквально… Я переборщила с выпивкой…

Черта с два переборщила! Но мне нужна отсрочка!

— Проблемная ты, Аврора. Я не привык к такому.

Ага. Ты бы удивился, узнай, насколько я не привычна к подобному!

Приглядываюсь. Хочу понять, могу ли выдать Кацу, что здесь случайно, но…

Отпускает меня и отходит, начинает демонстративно расстёгивать пуговицы на белоснежной рубашке, снимает запонки и бросает их на маленький кофейный столик, на котором стоит тяжелый старинный поднос с хрустальным графином и рюмками.

Хочу решится все же на откровение и мольбу о помиловании, как слышу раздраженное:

— Только быстро. Я не намерен терять время понапрасну. Готовься отработать ночь на полную.

Тон, словно распоряжение отдает. Он заплатил и приобрел товар. И мнение вещи никого не интересует.

Жестокий он. Привык подчинять.

Бросаю взгляд в сторону двери. Не той, что ведет в туалет, а наружу.

Не добегу. Поймает в два шага.

Да и ключ-карта в кармане у Кровавого.

Нужно придумать, как вытащить…

Тем временем Кац избавляется от рубашки и отбрасывает ее в сторону, а я замираю, разглядывая сухой прокачанный пресс с литыми мышцами.

Его торс… я не столько восхищаюсь необыкновенной красотой проработанных мышц, сколько меня поражают шрамы на ребрах и животе…

Сколько же ударов снесло это могучее тело…

На миг чувствую укол. Непонятное чувство сожаления, но никак не жалости. А когда Иван разворачивается ко мне спиной, я закусываю кулак, чтобы не закричать.

По всему объему мощной спины забиты купола… Не знаю почему, но от вида подобной татуировки становится не по себе.

Рассматриваю кресты и что-то страшное, гнетущее передается мне.

Почему-то воспринимаю этот рисунок предупреждением.

Что-то наподобие таблички “Не трогай, убьет”.

Вспышками в сознании всплывают фразы:

Таким людям не отказывают, Рора…

О нем разное говорят, причем шепотом…

Русский эмигрант, сколотивший империю с одного доллара…

Кровавый…

Боже, к кому же я попала?!