Она посмотрела более осмысленно.

– Я висела? Не помню.

– Стоять не могла, так напилась.

– Я вообще не пью. В завязке.

Теперь удивился Шиза.

– Но с кладбища тебя несли.

– Кто меня нес? – заорала вдруг она, но закончила спокойно: – Насрать на вас... со всеми понтами дешевыми... Утопить в помойной жиже... – бормотала она. – И хлоркой присыпать, чтоб не воняли. Трупы вы все уже при жизни...

– Э, потише, – прервал ее Шиза. – Я не за этим... Это уже слыхали. Лучше расскажи, с чего вдруг Дима отдал кассу Мирзе. Тот теперь требует его место.

Алка сперва выдала поток новых проклятий, затем задумалась, повертела в руках незажженную сигарету и лишь потом принялась рассказывать. Димин бункер в Бобровке, где верней всего было держать кассу, в июне дважды пытались взломать. Второй раз дверь взорвали, но деньги забрать не успели, видимо, кто-то спугнул. Дима, встревожившись, перевез сейф в другое место. Хотя, может быть, ей это и показалось. Но после этого он насчет Бобровки успокоился. Спустя месяц обмолвился, что купил у Алика гараж с подвалом. Это у него обычно так. Что-нибудь заведет, а потом, спустя месяц-два, вспомнит и расскажет, ничего странного.

Но за день до смерти Дима объявил, что Мирза его с гаражом подставил. Но психовал так, как будто речь шла не о гараже. Из-за имущества он не психовал вообще. Вид у него был такой, что за этот гараж он Алика убьет. Так что вряд ли он кассу Мирзе отдал. Не похоже было. Или на крайняк – отдал временно на хранение и тут же раскаялся. Но чтобы Дима кому-то так поверил, чтобы даже на какое-то время отдал кассу... Алка молчала, мотала головой... не похоже на него. В общем, напоследок относился он к Алику, как к крысе. Хотя раньше такого не наблюдалось.

– Ты кому-нибудь об этом говорила? – озаботился Шиза. – Мирзе тому же?

– Мне некогда. Я думаю.

– О чем думаешь?

– Сейчас за Димой отправляться или подождать... Пожить еще...

Алка впилась в собеседника диким взглядом, стараясь отгадать, понял ли он ее. Он сразу понял, о чем она, но по опыту знал, что те, кто думают и говорят о смерти, те еще задержатся. Косит тех, кто в голову ничего такого не берет. А танцорка, раз задумалась, значит, еще поживет. Просто спорт у ней такой – ходить по канату, вот и растравливает себя. Всегда так: после похорон думаешь не об умершем, а о себе. Он дернулся, отряхиваясь от ее липкого, паучьего взгляда: нырнул в пиджак и вынырнул.

– А мне почему рассказала про гараж? – спросил он Алку.

– Потому что это... одно тут... Ну, в общем, ты меня не сдашь.

– С чего это ты взяла? – насторожился Шиза.

– Потому что ты меня бил тогда, в ресторане... А я в тебя плюнула...

– И что?

– Не знаю... Ты же злой. И подлый. И сто раз мог... Но раз не стал, теперь не станешь тем более.

Она прикрыла глаза, чтобы легче думалось. Но Шиза уже понял, что она хотела сказать. Он когда увидел ее в первый раз, то подумал, что если бывает сатана, то это она и есть. В каких-то белых кружевных ремках и красной розой в зубах она на сцепе выделывала немыслимое, точно у нее не было костей. Доставала головой до пяток. И ведь не он к ней пристал, она сама захотела сесть за их стол, пригвоздила каблуком его ногу и все остальное сделала сама. А потом заявила, что спит с мужчиной только один раз. Только один, а на один он не соглашался.

Слово за слово, и они подрались прямо в ресторане, когда он швырнул в нее пепельницей. И не сказать, чтобы он ее так уж хотел, но сцепились, как звери. И после того скандала с пепельницей они друг друга в упор не замечали, никогда не разговаривали, избегали. Как гонщики на трассе, которые если окажутся рядом, то катастрофы не миновать. От нее за версту несло лихостью, а Шизу этот запах возбуждал. Понятно было, что она ищет мужика по себе, и он должен быть не слабей ее, слишком она все закручивала. Но Дима Чуфаров с ней сладил, приобрел цветочный магазин, где она всем распоряжалась, и Шиза, проходя мимо, видел, как ее голова с черными кудрями мелькала среди букетов, и сама она была похожа на цветок, а не на сатану в женском обличье.

Он посмотрел на ее босые ступни, поставленные криво, носками вместе, на опущенные плечи и черную блузу, и ему почудилось, что это уже третья женщина, в которую она превращается на его глазах. Стены в квартире казались тонкими, темными и непрочными, точно пропускали осеннюю влагу и печаль. На маленьком столике стоял засохший до шороха букет роз, рядом с ним переполненная пепельница. Алка проследила за его взглядом и кивнула на розы.

– Вот так и моя жизнь теперь.

– Не трепани про Мирзу. Его на счетчик поставили, – предупредил он.

– Мне плевать.

– Доплюешься. Ты как жить дальше собираешься?

– Гадалка сказала, что если два месяца вытерплю, то отце сорок два года проживу, а если нет, то на третий месяц сдохну... Это будет значить, что Дима с собою позвал, а я не удержалась. А за что тут держаться? За магазин? С кем-нибудь связаться – как в дерьме выкупаться... Дима всех оберегал. Говорил, что Мирза с Костей сцепятся, только отвернись... А гараж... да гараж был подставой... Не знаю как... Жмура, что ли, туда закинули... Дима всех оберегал, а его никто. Он был один.