Шрифт:
И смотри… Боже! Он смотрит так, будто от моего ответа зависит вся его жизнь!
И от этих глаз вся кожа покрывается ледяными пупырышками.
— Да, — выдыхаю еде слышно. Бессильно.
Чувствуя, как мои губы, раскрываясь, задевают его.
Заставляя сердце забиться так сильно… Что, кажется, этот стук сейчас просто поднимет меня над простынями!
— Правда. Все хорошо. Просто… Просто слабость.
И голова кружится. Боже! Как же безумно она кружится!
— Тогда спи, Мари. Спи.
Проводит по моим губам, а после по векам руками.
Так легко, как будто лепестками цветка. Или крыльями бабочки. И я просто отключаюсь. Чувствуя, как глаза закрываются. Словно подчиняясь его неумолимому приказу…
48 Глава 48
Бадрид.
Все это время я был рядом. Не отходил.
Гладил по волосам. По щекам. По губам.
И да, черт возьми!
Даже тогда! Когда Мари была в беспамятстве! Я хотел! Безумно, до одури я хотел ее губы!
Впиваться в них. Вгрызаться. Выпивать ее вкус, как самый сладостный нектар!
Я будто одичал. Превратился в безумного зверя.
Который готов рычать на всех, кто оказывается рядом. Загрызть за свою добычу! За свое сокровище, что должно быть бережно, надежно спрятано от всех!
Скрипел зубами и только сжимал челюсти, позволяя кому-то чужому к ней прикасаться!
Даже Авдееву. Пусть и понимая, что он врач. Что у него своя женщина. Что это необходимость!
А все равно. Даже на него наброситься был готов, когда он брал ее руку в свою. Отсчитывал пульс. Брал анализы.
Жадно смотрел, как делают приходящие медсестры массаж.
А после сам научился. Разминал ее тело своими руками. Кто сделает лучше, чем я?
И я. Я ее мыл.
Относил на руках в ванную.
Бережно натирал кожу, подставляя тело под струи воды.
А она…
Она в руках, как тряпичная кукла!
Каждый раз я надеялся на чудо!
Целовал.
Ее плечи. Ее руки. Ее волосы.
Шептал. Говорил. Орал.
И хотелось выть. Потому что чудо не свершалось!
Она так и оставалась такой же неживой. Такой же, будто тряпичной куклой в моих руках!
А теперь…
Теперь все слова забились куда-то в глотку. Встали там острым колючим комом.
И мне дико.
Дико понимать, что не могу прикоснуться. Не могу, как прежде, свободно вдыхать ее запах. Такой одуренный. Такой единственный. Такой манящий и сводящий с ума!
Черт!
Она моя!
Моя Мари!
Моя во всех смыслах!
Принадлежащая мне до кончиков ногтей!
Тогда почему теперь, когда она очнулась, все вдруг стало иначе?
Ее первый взгляд.
Как она отшатнулась.
Почему?
Почему в ее глазах столько страха и недоверия?
Я хотел бы обнять.
Прижать к себе так, чтобы ее сердце забилось у меня под ребрами.
Зацеловать. Зацеловать ее всю. Каждый миллиметр кожи! Губы. Глаза!
Но…
Ее взгляд
Он будто ставит между нами барьеры.
Невидимую. Прозрачную. Но до безумия толстую стену.
А я хочу ее.
До одури.
До боли в каждой мышце.
Быть в ней.
Прижать к себе.
Не секс. Нет.
Это большее.
Это такое, что выворачивает каждый нерв наизнанку. Вырывает мясо, отдирая его от костей.
Моя. Моя. Моя.
Но почему такая чужая?
Моя Мари…
И сейчас. Я еще больше чувствую бессилие.
Мне словно со всего размаху ударили под дых.
Но ничего. Главное, что она очнулась. Здорова. Скоро придет в себя, тут я уже верю Авдееву.
Может, он и прав.
Мне нужно отдохнуть. Набраться сил.
От недели без сна мне будто стекла в глаза насыпали.
Наверное, плохо вижу. Поэтому и не пойму ее взгляда.
Когда он спросил, кто она мне, все внутри перевернулось.
В тот же день приказал приготовить комнату на женской половине. Убрать подальше всю прислугу, которая знала о Мари. Приказал Ирме набрать новых людей.
А этих… Этих специально отправил на остров. Просто так уволить было бы слишком проблематично.
У людей языки длинные. У черни особенно.
И пусть они болтают где-то на рынках, где люди нашего уровня их не услышат.