А если прямо распирает, можно и поругаться, не страшно.

Папа же у меня вспыльчивый, да и мама сама не сахар. Ругаются, мирятся и дальше ладят.

Это все, конечно, хорошо для пар, которые добровольно друг друга выбрали, но я-то Рейеса не выбирала.

Диего…

Нет уж. Не могу я его так называть. Не готова.

Буду просто на «ты», чтобы не прицепился.

Мне сейчас сложно. Потому что когда я думала, что он вот-вот умрет, то с ума сходила.

А как выяснилось, что он живой и здоровый, да еще и богаче стал за счет имущества Фуэнтесов, как-то меня отпустило.

Страсть страстью, надо головой думать.

Особенно теперь, когда родители меня запросто за Рейеса отдадут.

А соседи уже и так косо смотреть не станут. Рейес же всю семью к себе забрал, и поди знай, вдруг прямо в своем особняке и поселил. С него станется.

Хотя я за все время жизни у него не поняла планировку зданий, поскольку меня водили с мешком на голове, уверена, что особняк у него есть.

А вот этот мешок я никак забыть не могу.

Пусть меня выдают замуж — я даже пойду. Только просто так Рейесу не дамся.

— Давай, Анхелика. Диего уже достаточно за тебя поволновался.

— Мам. Ты сказала нам самим разбираться? Вот я и разберусь. А если ты считаешь, что надо пойти великому господину в ноги поклониться или на пол лечь и юбку задрать, ты только скажи! — я выкрикиваю последние слова и тут же чувствую, что перегнула палку: — Прости, мам. Извини. Не люблю я его!

Она качает головой.

— Из-за неважных так не заводятся.

Все. Мамочка уверена, что я жизни не вижу без Рейеса, только признаваться себе в этом не хочу.

Она у меня очень романтичная и верит в любовь, в страсть и во все их превратности.

Любовь, как море. Любовь, как водопад — на голову падает и оглушает — в этом вся моя мама.

Я поправляю одежду, умываюсь и иду к папе с Рейесом.

Именно к папе, а не к Рейесу.

В то, что папа тоже Рейеса принял, верю.

Мамочка моя не врет, и они с папой очень часто единодушны во многих вопросах. Поспорят, поругаются, а потом приходят к согласию. И вроде не компромисс это, но что-то такое, похожее.

Папа мой пить не очень умеет, а Рейес не умеет точно.

А тут я захожу и вижу, что они на двоих приговорили бутылку вина.

Главное, чтобы Рейес от этой дозы не сошел с ума и не передумал отпускать меня с родителями.

Стоит мне войти, как он вскакивает с места и отодвигает для меня стул. Прямо одновременно, когда папа отодвигает стул маме.

Это выглядит очень странно.

А его темный взгляд обжигает мне лицо, и плечи, и руки. На груди замирает и прожигает ее насквозь. Все тело под ним горит и плавится.

Надо как-то выдержать этот сложный поздний завтрак и сбежать.

Рейес подает мне тарелку, полную лепешек, риса, мяса и овощей, и я пользуюсь этим, чтобы на него не смотреть.

А он на меня так и смотрит, как приклеенный. Даже удивительно, что при этом успевает шутить с папой и мамой.

Ну и пусть шутит. Я глаз не поднимаю.

Доедаю все, и тут Рейес заявляет:

— Увозите дочь и спрячьте ее получше. А то ночью я ее у вас украду.

И сверлит взглядом так, что мне ясно: это правда.

А у меня против воли внизу живота тяжелеет. Что-то в его взгляде странное. Многообещающее.

Я вдруг резко вспоминаю, как он меня шлепал, а я стонала от удовольствия, и прячу глаза.

Не могу я так просто. Будто ничего и не было: купальни, маленькой комнаты, ледяного душа, моего ужаса.

А еще этой овцы Клары и толпы служанок, с которыми Рейес переспал.

Но ругаться с ним при родителях я, конечно, не буду.

Рейес провожает нас до машины. В отличие от непримечательной легковушки, это одна из машин его армии: черная, огромная и блестящая. С темными стеклами.

Ровно такая, которая вызывает ужас у жителей нашего городка.

А теперь я в ней не просто пассажирка, а почетная гостья?

Я еще не могу привыкнуть.

— Мужчины вперед, девушки назад, — Рейес командует, и папа садится рядом с водителем. А мы с мамой на заднее сидение.

Мама первой, а когда я пытаюсь сесть в машину, Рейес вдруг приобнимает меня, будто помогая залезть, и быстро целует в уголок губ.

Жарко. Резко. Обдавая запахом своего парфюма и вина.

А у меня неожиданно слабеют ноги.