Очень быстро из заносчивых забияк мы превратились в вежливых, опрятно одетых мальчиков. Разговаривая с взрослыми, постоянно вставляли: «Пожалуйста», «Извините», «Будьте любезны».

Женька (его теперь звали Женька-художник) был хоть и небольшого роста, но красавчик. Часто я слышал, как взрослые говорили о нём, какой хороший, воспитанный мальчик…

Первую бутылку водки я выпил с ним. На его деньги. «Закусили» водой из уличной водопроводной колонки. Мозги тут же «сошли с рельсов». Сознание оторвалось от реальности и на мгновение показало мне мир совсем в другом свете. Все, что угнетало в жизни, – исчезло из головы. Дурманные ощущения, легкость в теле, сила и уверенность в себе – в считанные минуты каплей яда вошли в мое существо.

Мы сели на лавочку и тут же уснули. Проснулся с чувством гнетущей тяжести во всем теле, гудела голова, поташнивало. Словом, самочувствие было мерзкое. Однако вывод сделал почему-то не тот, который напрашивался, будто кто-то продиктовал его мне: «Все пьют, и я буду. Но я должен научиться так пить, чтобы держать себя в руках, не терять контроля над собой, сохранять здравый рассудок».

В те дни и в голову не приходило, сколь долго и дорого придётся платить за эту учёбу.

«Так говорит Господь: проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою, и которого сердце удаляется от Господа. Он будет – как вереск в пустыне, и не увидит, когда придёт доброе, и поселится в местах знойных в степи, на земле бесплодной, необитаемой».

Иеремия. 17: 5, 6

Было лето, каникулы. Отец устроил меня и Женьку в овощную палатку грузчиками, чтоб мы сами зарабатывали на собственные нужды. Мы грузили всего два дня, а на третий день Женька объявил мне:

– Ты как хочешь, но эта работа не по мне.

Это значило, что, если продолжу работать, на всё лето мы будем сами по себе. И я согласился.

Однако идея моего отца – иметь свои деньги – нам с Женькой нравилась. Да где их взять?

Стоило только появиться этому вопросу, тут же, как по волшебству, появился и ответ.

Мой следующий проводник по жизни – Валентин. Он и подарил нам вполне безопасную идею, где и как доставать деньги. Их предстояло отбирать у тех, кто нарушал закон, и потому, как объяснял Валентин, шум они поднимать не станут. Около двадцати лет, богатырского телосложения, он говорил медленно, солидно, и в то же время ироническая полуулыбка никогда не сходила с его лица. Производил впечатление бывалого парня, знающего множество способов добывания денег. Слушая его, я тут же решил про себя: «Во что бы то ни стало сдружусь с Валентином. Он научит тому, чего мне больше всего не достает, что решит все мои проблемы».

Не помню, как первый раз пошли «на дело» и человека, у которого отобрали деньги. Помню только щекочущее ощущение риска и эйфорию после того, как все получилось удачно, и мы поровну делили деньги, а потом пили водку.

Иногда за час-полтора «работы» в наши карманы попадала полумесячная зарплата рабочего. Деньги приходили почти каждый день. Конечно, мы не могли купить на них какую-то крупную вещь, да нам и в голову это не приходило, но на спиртное всем хватало с избытком!

Ощущения от лёгких денег, как и ощущения от первого стакана водки, дополнив друг друга, произвели результат как в химической реакции. Я попал в круг, вращающийся с огромной быстротой. Стоило только появиться шальным деньгам, как мы их за день или два пропивали, и по законам вращения это значило, что все необходимо повторить сначала.

Быстро пролетело лето.

У Высоцкого в одной из песен есть слова, о том, как он «прогрыз дыру» в Центральных банях и познакомился с девушкой.

Наших девчонок я увидел впервые, может быть, в еще более неожиданном месте, чем баня.

На первом этаже дома, в котором жил Валентин, находилось отделение милиции, а под ним заброшенный подвал. На улице стоял холодный ноябрь, притулиться было негде, вот Валентину и пришла идея – не мерзнуть, а пойти в тот подвал, где, по его словам, стояли большой деревянный стол и хоть потрепанный, но диван, на котором можно сидеть. Мы расставили на столе водку, стаканы, различную еду. И тут неожиданно услышал женские голоса. Девчонки оказались симпатичными, все на год-полтора постарше меня.

Когда мы устроились за столом и готовы были выпить за знакомство, раздался собачий лай. В следующее мгновение в подвал вбежали три милиционера с огромной немецкой овчаркой…

В милиции нас развели по разным комнатам и заставили писать объяснения. Больше часа нас продержали в отделении. Поскольку никто из нас не имел приводов, нас и отпустили, только припугнув, что, если еще раз появимся в подвале, нам несдобровать.

И в двенадцать, и в четырнадцать, и в семнадцать лет, когда приходила мысль, что некоторые ребята имеют подружек, я тут же гнал ее от себя.

Моя детская любовь Наташка, после пятого класса переехала из нашего городка в отдаленный район Москвы, но продолжала занимать мое воображение ещё лет до пятнадцати. Я никогда с ней толком даже не разговаривал, а когда мы стали чуть постарше, два самых смазливых парня в школе оказались к ней неравнодушны. Это состояние, в котором находился долгие годы – думать о ней, наблюдать издалека, ревновать – настолько угнетало, что, когда оно ушло, я даже обрадовался.

И, вообще, о чем говорить с девчонками? Мне казалось, оставаться с ними самим собой просто невозможно, надо только притворяться.