Шрифт:
– Всё!
– сказала Рая.
– Всё! От вашего смеха я иду переложиться! Но если к моему приходу он не будет нормальный Аркаша, я унесу товар откуда получила.
Аркаша, словно просыхающий злак, тихо выпрямился и с закрытыми глазами стал пробовать медицинские упражнения. Сперва вместо носа попал себе пальцем в глаз, а затем, предварительно разбросав руки, стал указательные пальцы сводить. Руки пошли неизвестно куда, но Аркаша остался доволен, потому что пальцы, как он почувствовал, сошлись. Правый указательный уперся в указательный, умело подставленный перст единственной Гришиной конечности, левый уткнулся в кукиш, глумливо высунутый шухарным стариком.
Ободренный сложной самопроверкой, Аркаша открыл глаза, качнулся от света и сказал:
– Теперь я могу вешать, пока не околею.
Старик Яша, потеряв к нему интерес, взгромоздил свои прилавочные весы на стол, и носики их, как только что Аркашины руки, сразу разъехались. Старик носики свел - те послушно сошлись. Отпустил - они снова поехали, но в положение, противоположное изначальному. Тогда он нажал чашку, ушедшую вниз, и весы почему-то выровнялись.
У Аркаши от такой их покладистости вот-вот бы и возникли в голове мятные ощущения, если б Гриша, тоже наблюдавший за уродскими весами, вдруг не задекламировал:
Один Мудищев, звать Порфирий,
Еще при Грозном службу нес
И, поднимая швонцем гири,
Порой смешил царя до слез!
– Вот это - Порфирий! Вот это - ГТО второй ступени!
– одобрил старик.
– А дальше про что?
– спросил отзывчивый к поэзии Аркаша.
– Дальше про надо работать!
– сказала возвернувшаяся Рая.
– Давай-но добавку!
– распорядился старик, без охоты глянув на Аркашу.
– Какую?
– Он еще спрашивает! Гирю твою!
– Хватит уже, Яков Нусимович...
– Хватит Яков Нусимович? Тогда смотрите. На весы.
А на весах одна платформочка взяла вдруг и без груза опустилась. Та, на которой с боков балюстрадки.
– И вы хотите два пуда?..
– Да. Хочу два пуда!
– Слушайте, Яша, вы, конечно, умеете подойти к женщине, но не морочьте мне голову, что на этих весах можно свешать наши пустяки!
– глядя на старого баламута, сказала Рая.
– А если да?
Яша ухнул гирю на замершую внизу платформочку, и от жуткой тяжести у весов разъехались фигурные лапы.
– Нате вам за таких партнеров две копейки!
– в сердцах сказал старик и положил на платформочку без балюстрадок две копейки, и все разинули рты, потому что случилась совсем уже глупость. Две копейки пошли на дно, а гиря взъехала. Носики же замерли друг против друга.
– Курички мои!
– воскликнул Яша.
"Куричками", что должно было значить "курочки", он именовал клювики весов.
– Курички мои!
– еще раз крикнул он.
– Пуд с осьмухой!
– снова крикнул он.
– Так давайте же сюда упаковку и товар!
– в третий раз крикнул он. Хватит крацаться в покое, начинается такое, что бежите на пожар!
И тертые его партнеры увидели чудо.
В целлулоидный обрезок, сложенный маленькой запиской, старик какой-то мелкой серебряной ложечкой сыпанул белого порошку, зачерпнутого из-под отогнутой газеты свертка, а записку с порошком положил на чашку к двум копейкам, и та сразу поехала вниз, перетянув громадный двухпудовик. Старик Яша стал совать пальцы с платформочки на платформочку, что-то придержал, пихнул гирю в бок, переложил две копейки на чашку с гирей, подсыпал, отсыпал, пропел "Лопни, но держи фасон!" и крикнул пораженному Аркаше:
– И чтоб мне было запечатано! Но пусть не калека! Он же круглый левша!
Аркаша схватил пакетик, погрел на свечке часовое колесико, приделанное к специальной крутилке, и - трык-трык - катнул им по краю целлулоидной записки. Запечаталось на ять. В мутном желтом кармашке забелелся подпольный порошок.
– Два грамма. Идите проверяйте в аптеке. У гондонного провизора, спокойно сказал старый Яша, убрал две копейки в карман, хэкнув, стащил гирю, сволок ее в сторону и велел Аркаше:
– Убери к чертовой матери эти весы, чтоб я их больше не видел...
– Ваши весы?
– Мои весы!
– Почему разорять прилавок?
– возмутилась Рая.
– Потому что так свешать я могу один раз: или если мне не верят, или когда пришли с проверкой.
– Но надо же фасовать!
– А я отказываюсь? Теперь, когда вы знаете, как работает настоящий частник, я скажу, что нам надо. Эта ложечка - раз, с ней я работал кокаин в Крыму при Врангеле. Аптекарские весы - два.
– И он достал из-под своей летней фуражки эбонитовые чашечки, примотанные к изящному коромыслу зелеными шнурками.
– Две копейки у нас есть. Руки и ноги, слава Богу, тоже, - он потрогал круглую резинку на отставленной Раиной ноге.
– Один умник, то есть этот шмендрик, в наличии (старик указал на Аркашу, отдыхающего после мучений и чудес последнего получаса), и один...
– он показал на Гришу, - этот... что дороже нету... что люди стекло режут...