— Очень приятно.

Женщины снова кивнули.

— Ну, — Сергей наконец отпустил Вознесенскую и отошел. Бодро хлопнул в ладоши, — Начнём? Люб, вы садитесь — писать будете. И давайте, кто у нас там первый?

Соболев выудил наугад историю из принесенной папки, нахмурился, читая.

— Та-а-ак, Соколова, двадцать семь, отеки, роды вторые, первые естественные, тридцать девять и три, — поднял задорный взгляд на Любу, — Ну, зовите Соколову, Люб, что сидим?

— А, да, сейчас, — Вознесенская вновь подскочила со стула и поспешила выуживать из стайки ожидающих счастливицу- Соколову.

Осмотры пошли бодро. Задача была проста- разгрузить перед выходными переполненное дородовое. Кому необходимо кесарево- прокесарить. Кто перехаживает- отправить на стимуляцию. Кому лучше ещё полежать- так и записать. Женщины и девушки бочком протискивались со своими немаленькими животами в кабинет, замирали на пороге, рассеянным взглядом скользя по присутствующим, и неизменно останавливались на Сергее, стоящем около гинекологического кресла, прикрытого ширмой, и натягивающего очередные латексные перчатки.

— Прошу, сударыня, — отработанным жестом приглашал заведующий и, пока пациентка устраивалась, шел к Любе просмотреть историю. Ирина Евгеньевна или Марья Петровна в этот момент молча тыкали пальцем в записях, на что стоит обратить внимание, Сергей кивал и шел смотреть.

— Почему кесарево в первых? — ровным голосом интересовался у очередной пациентки.

— Раскрытия не было, экстренное.

— Ясно. Кто кесарил, не помните? У нас? — поинтересовался Соболев, отходя и стягивая перчатки.

— У вас. Фельдман Федор Леонидович, — пробормотала женщина, тяжко сползая со смотрового кресла.

— Ну, Федя просто так резать не будет, — глубокомысленно изрекла Ирина Евгеньевна.

— Да, Федор не будет, — согласился Соболев, почесал подбородок, на котором выступала уже тёмная щетина, и перевёл задумчивый взгляд на Вознесенскую, — Люб, что со швом?

Любовь быстро пролистнула данные УЗИ и отрапортовала:

— Истончается в динамике, Сергей Иванович.

— И шейка дубовая, — себе под нос произнёс Соболев, хмурясь. Подошёл к Любе, пролистал анализы, данные, — Мда, сорок и одна…Значит что, Любовь Павловна?

Его взгляд на секунду задорно вспыхнул, а губы растянулись в кривой улыбке. Люба просто не могла не улыбнуться в ответ. Сергей, бесспорно, ей нравился и просто как мужчина, но в рабочей обстановке это был какой-то совершенно иной уровень. Под ложечкой жарко и щекотно сосало, кожу жгло от мягкого внутреннего огня. Что может быть привлекательней умного, невольно вызывающего уважение как профессионал, мужчины? Люба вспомнить не могла.

— Значит кесарево, Сергей Иванович, — тихо ответила, смотря в карие глубокие глаза. Сама удивилась, как хрипло и интимно это прозвучало.

Соболев неожиданно подмигнул, тоже уловив, похоже, запретные интонации в Любином голосе, и повернулся к женщинам, сидящим вокруг Вознесенской на стульчиках, придвинутых к письменному столу.

— Ирина Евгеньевна, чья пациентка?

Вместо неё ответила Марья Петровна.

— Моя, СерИваныч.

— Ну, отлично. Кесарите завтра, я в операционную к вам подойду, — Соболев на пятках развернулся к замершей за ним женщине, — Ну, что, голубушка, завтра на операцию.

— Спасибо, — выдохнула будущая роженица и счастливо заулыбалась, — Спасибо, это очень хорошо!

— Что ж хорошего? Я думал, вы расстроитесь, — удивился Сергей, — То ли родить- самой встать и уйти, то ли от полостной операции отходить. Разница есть.

— Да в прошлый раз двадцать часов промучилась. Страшно…И за малышку…

— Ааа. Ну теперь всё по плану, да. Без двадцати часов. Люб, кто следующий?

Люба послушно раскрыла ещё одну историю и пошла звать её хозяйку.

Последняя пациентка покинула смотровую спустя примерно полчаса. Соболев, кинув быстрый взгляд на настенные часы, небрежно подхватил один из стульев, стоящих вдоль ширмы, придвинул его вплотную к Любе и, оседлав его задом наперед, почесал затылок.

— Так, ну что там у нас в итоге? Сортируйте, Люб. Только быстрее, мне ещё к главврачу и на кафедру.

— Сейчас, — пробормотала Вознесенская, косясь на Сергея, положившего локти на спинку стула и наблюдающего за её действиями.

Заведующий умудрился сесть так близко, что его тёплое дыхание щекотало правое ухо и мешало сосредоточиться. Пальцы не слушались, отказываясь ловко перебирать и складывать бумажки. Люба сделала глубокий выдох, пытаясь скинуть потрескивающее напряжение. Это всё этот дурацкий тиндер виноват…и поцелуй. Она вроде бы об этом и не думала, а кончик языка всё равно покалывало от фантомного привкуса коньяка и чужой слюны во рту. И повторить хотелось…наверно…Метнула быстрый взгляд на Соболева из-под опущенных ресниц и ещё больше растерялась, наткнувшись на внимательный его. Тут же отвернулась. Сергей откашлялся.