Был он старший лейтенант, но намного старше меня. Видимо, в лейтенанты попал из мичманов. Он спросил, знает ли командир о моей просьбе, и когда узнал, что я пришел по заданию командира, он дал очень дельный совет. Я уже писал, что каждое утро на лодке проводится проворачивание оружия и технических средств. Все действия экипажа записываются в вахтенный журнал. Он предложил вместо фразы «проворачивание оружия и технических средств» писать фразу «Боевая тревога, подготовка корабля к бою и походу». Оказалось, что эта фраза многое меняет. Действия экипажа те же самые, но вот в списании продуктов питания есть изменения. Вместо 1,5 рублей на члена экипажа по морскому пайку списывается 4,5 рубля по автономному пайку. Умножьте 3 рубля разницы на 65 членов экипажа, получится экономия за 1 день. Сколько надо дней для полной компенсации недостачи, посчитать несложно. А вечером вписать фразу «Отбой боевой тревоги». По каким причинам лодка не ушла в море, не пишется. Поэтому, когда я через пару месяцев сдавал свои дела по обеспечению продуктами вновь назначенному помощнику командира лодки, у меня были довольно большие излишки. Мне был открыт как бы «кредит доверия», и я всегда получал для питания в общежитии дефицитные продукты питания. А уж маленькие шоколадки я возил в Хабаровск семье целыми кульками. И не только потому, что мне их давали по блату, просто я не ел каждый шоколадки во время выходов в море, как и воблу. Неделю плавал – вот тебе 7 шоколадок и 7 вобл.

У меня установились очень хорошие отношения со многими сослуживцами. И не только потому, что некоторых угощал дефицитами. Я был хоть и довольно требовательным к себе и к окружающим офицером, старшинам, матросам, но справедливым и внимательным. Был человеком слова. Базировались мы во Владивостоке, вначале почти в центре города, а потом в бухте «Малый Улисс». Владивосток портовый город, там много как военных, так и гражданских моряков. Как во всех портовых городах, много представительниц древнейшей профессии. И многие офицеры заражались венерическими заболеваниями. Если об этом узнавали в политических органах, то минимум, что мог получить офицер, это задержка на год присвоения очередного звания. А могли и сослать куда-нибудь на отдаленную базу или понизить в должности, звании. Так что большинство заразившихся искали возможность для анонимного лечения. Я как-то еще в первые месяцы службы познакомился с проходившим стажировку в нашей базе врачом-дерматовенерологом из Находки. Он дал мне современный способ лечения гонореи и сифилиса. Я однажды пролечил по этому способу своего сослуживца на лодке, об этом стало известно другим, нуждающимся в таком же лечении. Все это было строго конфиденциально, только при наличии рекомендаций от лично знакомого мне офицера. Попасть в поле зрения политических органов мне бы не хотелось. Так круг моих знакомых расширялся. Расплачивались офицеры за лечение тем, что приглашали меня на ужин в ресторан. Обычно это был ресторан «Зеркальный» на площади Луговой во Владивостоке. Это недалеко от моего общежития по пути с базы в Малом Улиссе. Правда, иногда это были другие рестораны в центре города. Таким образом, я экономил деньги, которые почти все отсылал в Хабаровск жене.

Хочу сказать, как у меня рассчитывалась заработная плата. Когда я поступил на службу, оплачивался должностной оклад и платили за звание. До августа 1971 года лейтенант получал за свои 2 звезды 50 рублей. Старший лейтенант получал уже 60 рублей. И так далее. С августа 1971 года стали платить лейтенанту 70 рублей. А с января 1974 года уже 90 рублей. Мой должностной оклад начальника медицинской службы большой подводной лодки (капитанская должность) был 140 рублей. На крейсерской лодке должность была уже майорская и оклад был 160 рублей. Потом, когда наша лодка завершила ремонт и стала плавать, нам стали начислять еще 30% к окладу морских и 20% подводных (мы называли их гробовыми). Так начислялись зарплаты. Когда я выходил в море в ту пору, когда наша лодка еще не была в строю, мне за каждый выход давали справку, которую я сдавал в бухгалтерию береговой базы для выплаты процентов по факту. Все офицеры штаба как бригады, так и эскадры, выходя в море, так же получали такие же справки и им так же начисляли проценты.

У нас, врачей-физиологов (а такую специальность я получил, сдав на самостоятельное управление медицинской службы подводной лодки) была еще одна возможность подзаработать. Это погружение в барокамере на глубину 100 метров. Конечно, никакого погружения не было, просто я барокамере поднимали давление до 10 атмосфер, что было равно давлению на глубине 100 метров. Мы должны были 2 раза в месяц спускаться на такую глубину, получая за это 25 рублей за каждый спуск. Правда, на такой глубине я был считанное число раз. Ведь спускались мы довольно быстро, примерно за полчаса. Зато поднимались очень долго, свыше 4-х часов, И чем больше было давление в барокамере, тем дольше мы находились в ней. Ни нам, ни персоналу, обслуживающим барокамеру, это было не нужно, поэтому мы доходили до глубины 60-70 метров и снижали давление. Правда, по документам проводилось все как надо. И лишь когда с нами спускался флагманский врач эскадры полковник Чистоклетов, мы спускались до 100 метров.

Я довольно плохо продувался (при изменении давления закладывало уши и могла порваться барабанная перепонка), поэтому я брал с собой жевательную резинку. И, кроме того, бумагу, карандаш и обычно колоду карт. Общаться друг с другом при давлении свыше 5 атмосфер можно было, только переписываясь на бумаге. Сидеть без толку 4-5 часов было тяжело, поэтому обычно мы подбирали в компанию врачей, которые играли в преферанс и за это время могли спокойно расписать пульку. Заработную плату мы получали по расчетной книжке 1 раз в месяц. Для всего Тихоокеанского флота таким святым днем было 14 число каждого месяца. А мы, моряки-подводники, получали деньги на день раньше, 13 числа. И в этот день во всех ресторанах Владивостока «гудели» лишь подводники. Потому что никакой уважающий себя офицер не имел за день до зарплаты денег на ресторан.

Очень важное значение в повышении заработной платы играет своевременное присвоение очередного воинского звания. Всем офицерам запаса после окончания ВУЗов (в том числе и женщинам) присваивается звание младшего лейтенанта. Нам, призванным на военную службу, сразу присвоили звание лейтенантов. Следующее звание старшего лейтенанта присваивается через 2 года службы. Но не календарных лет, а выслуги. На подводной лодке год идет за полтора. 2 года по календарю равны 3 годам выслуги лет. Поэтому я получил звание старшего лейтенанта (а его могли и задержать, если бы были наказания) не через 2 года, а через 1,5 года, раньше, чем многим моим однокурсникам. Встречаясь с ними в городе, видел их завистливые взгляды на мои погоны. Быстрее получали звания и мои однокурсники, которые проходили службу на Камчатке, в том числе и Борис Шевцов. Там была выслуга за отдаленность, те же год за полтора. А если бы он служил на лодке, то выслуга была бы год за два. Поэтому на подводных лодках, базирующихся на Камчатке, очень часто были офицеры в 30 и чуть более лет, имевшие звания капитанов 2 и даже 1 ранга. Только на Северном флоте были чуть меньше выслуги лет, чем на Камчатке.

Во время проведения заводских испытаний случалось всякое, и хорошее и плохое. Тем не менее, мы их завершили и 31 декабря пришли к заводской стенке во Владивостоке, пробыв в море почти 3 недели. Сойдя на берег, я стал звонить в Хабаровск. Телефона на квартире у нас не было, но знал, что жена должна была вот-вот родить. Стал звонить в родильные дома № 1 и № 2, куда могли отвезти жену. И там узнал, что у меня еще 25 декабря родился сын весом 3900 г. Конечно, к телефону жену не пригласили, но то, что у меня родился доношенный и очень крупный сын, было приятно.

После завершения заводских ходовых испытаний лодку перевели в бригаду № 19 и у нас начались не менее важные испытания. Мы должны были выполнить задачи по боевой подготовке и войти в строй Тихоокеанского флота. Задачи включали в себя различные плавания в надводном и подводном положении, в том числе и под РДП, торпедные стрельбы, на УТС сдавали задачи по легководолазной подготовке. Готовили огромное количество бумаг чуть ли не на все случаи функционирования подводной лодки. Одна комиссия сменяла другую. Не все задачи выполняли с первого раза. Все же большинство членов экипажа до этого никогда реально не выходили в море. Поэтому были разные накладки, но со временем их становилось все меньше и меньше. Оставалось совсем немного, но вдруг непреодолимым препятствием стало прохождение размагничивание корпуса лодки. Мы почти неделю стояли у судна размагничивания, опутанные огромными кабелями вокруг корпуса. Но магнитное поле никак не хотело уменьшаться. Уж очень долго, почти 3 года лодка стояла в одном положении по меридиану и накопила большое магнитное поле. А командование торопило. И вот однажды вечером командир, взяв несколько бутылок спирта, прошел к командиру судна размагничивания. Обратно по трапу он полз, до такой степени был пьяный. Но акт, что наше магнитное поле в норме, был у него. Так мы и выходили в море с магнитным полем значительно выше допустимого, и если бы на нашем пути попалось магнитная мина времен второй мировой войны, её бы притянуло к нашей лодке. А там взрыв и конец. Но об этом никто не думал, главное было отрапортовать о своевременном вводе в строй флота еще одного корабля. Или ситуация с комиссией по организации службы, которую не пустили дальше кают-компании лодки, где был накрыт богатый стол. Пока члены комиссии стояли на ногах, их никуда не выпускали. А в это время лодка стояла у пирса, периодически продувая цистерны, которые из-за некачественного ремонта заполнялись заборной водой. Или не хватило черной краски, чтобы лодку покрасить в цвет в соответствии с корабельным Уставом. Наша лодка выходила в море очень долго покрашенная только суриком, т.е. темно-красная.