– В первый день я остановился перед входом в ремонтный корпус. Из ворот пахнуло сыростью. Было жутковато. И вдруг - рука! Я обернулся - какой-то маленький усатый гуманоид трепал меня по плечу:

– Новенький?
–  спросил он меня, а я смотрел на его руку. Ногти его были изъедены грибком и походили на звериные когти.

– Не бойся, - говорил он, - здесь только первые десять лет тяжело, а потом привыкаешь. Я не успел ответить, как он утянул меня за собой, во мглу корпуса. Мы познакомились - пришлось пожать его страшную руку. Представился он необычно - Рейган. Во времена разборок за нефтяные планеты он был пулеметчиком лазерной установки на орбитальной станции. Я слышал, что ветеранов той кампании в шутку зовут джедаями или уважительно - Звездными войнами. Но этот гуманоид был смешной и безобидный, вот его и прозвали Рейганом в честь американского президента, грезившего космическими баталиями.

Хлопотов говорил о самой тяжелой в своей жизни работе, но на душе почему-то стало легче:

– Лицо мое было тогда совсем светлым и даже розовым. Рейган догадался, что я человек, что студент и что устроился на временную подработку. Он хвалил меня: «Правильно. Закончишь учебу - и в кабинет. А мы - волы. Отцы наши прилетели сюда в надежде на лучшее. Но прожили как каторжники. Теперь мы за них лямку тянем, пока не положат в гроб и не забросают глиной». Эти слова запали мне в душу. Я их всегда вспоминаю, когда стою в пробке и встречаюсь глазами с дорожным рабочим или вижу, как пришелица треплет заснувшего на скамейке пьяного мужа.

– Воистину ты - жалкий пораженец. Сочувствие к пришельцам - первый признак духовного недуга. В движении «Галактика свободы» ты случаем не состоишь? О, знал бы ты, как ненавистно племя ваше мне и Зевсу - отцу людей, пришельцев и богов!

Хлопотов уже не обращал внимания на реплики Аматидиса:

– Помню, как впервые зашел в мастерскую. В сигаретном дыму сидели гуманоиды. У мастера была борода, он кашлял, матерился, и непонятно было, человек он или пришелец. Мне дали ящик для инструментов, но Рейган высыпал из него весь инвентарь. Я удивился, но спорить не стал - мастер определил его в мои наставники.

Мы долго шли по рельсам, подлезали под вагоны, продирались сквозь бурьян. Наконец, Рейган привел меня к окну вагона-ресторана и сказал ждать сигнала.

Я сидел на ящике в зарослях заляпанного мазутом репейника и смотрел по сторонам. Рейган все не свистел. Зато я успел подглядеть, как в купе резервного вагона переодевается проводница. Вдруг в окне что-то мелькнуло и тут же шлепнулось в кусты. Рейган высунул голову и велел спрятать то, что упало. В траве я отыскал добычу - это был сырой куриный бройлер. Я сунул его в пустой ящик и залез на вагон.

К тому времени я не успел попутешествовать, поэтому в вагоне-ресторане было волнительно. Тут не оказалось белоснежных скатертей и ковровых дорожек, барная стойка была закрыта фанерным щитом, а столы сложены. Все свободное место занимали коробки с продуктами и дешевой электроникой.

Я рассматривал чудесный ящик Рейгана: трогал муфты и краники, перебирал болты и гайки, колол пальцы о жала гвоздей и заусенцы пружин. А он устранял течь в кондиционере и отпускал фразы вроде: «На семнадцать дай накидной!» - или - «Уснул, студент?».

Повар тыкал вилкой жарящихся кур, директор ресторана считал коробки. Наконец, Рейган спрыгнул с табурета и громко сказал, что пойдет в туалет - мыть руки. Но я видел, что вместо этого он шмыгнул в кухню. Оттуда он вышел неестественным, спортивным шагом. Я поспешил за ним. Мы почти достигли тамбура, как повар крикнул:

– Мужики, стойте! Стой, слесарь - ты горишь!

Мы замерли. Спецовка Рейгана и вправду дымилась. От самой кухни за ним тянулся шлейф белого пара.

– Смотри сам, гад, не сгори!
–  крикнул Рейган и спрыгнул с вагона. Я за ним. Потом мы долго бежали, борясь с высокими лопухами. Когда выдохлись, легли. Оказалось, что Рейган стянул курицу прямо с вертела, и пар шел от нее. Обожженную грудь он обтер грязной тряпкой. Ту же ветошь он постелил на ящик и разломил добытую птицу. Клянусь, что в жизни не ел вкуснее этой курицы!

Я волновался, что директор ресторана пожалуется на нас мастеру, а тот сообщит о моем поведении отцу.

– О да! Он не был бы в восторге от истин, что открыл тебе тот грязный гуманоид!
–  засмеялся Аматидис. Хлопотов подумал, что смех чокнутого магната - это хорошо, и продолжил:

– Потом Рейган предложил мне выпить. Я отказался. Я вообще долго отказывался, и потом если и пил с гуманоидами, то совсем понемногу! Зря. В корпорации Охальника я понял, что люди пьют не меньше, просто употребляют дорогие напитки.

Рейган выпил залпом чекушку и спросил, есть ли у меня девушка, и я соврал, что есть, даже назвал ее имя - Надежда. Рейган сделал вид, будто поверил, и сказал, что у него давно не было никаких надежд.

– Мы с женой уже давно не трахаемся, - говорил он о себе, - я, жена, теща и сын спим в одной комнате. Я иногда жене говорю: давай по-тихому! Она ни в какую: малыш проснется, увидит и испугается. «Кого? Тебя, дуру не накрашенную?» - «Нет, - отвечает, - тебя, хмыря немытого». Так и засыпаем.