«… Резко усилилось расстройство самосознания, появилось бредовое восприятие окружающего. Бред интерметаморфозы, присутствие автоматизмы, психомоторное возбуждение, субступор…» – эти непонятные заключения наблюдающих ее докторов ни о чем ей не говорили и совсем не давали повода для переживаний или, наоборот, для успокоения…

–В соответствии с ч. 1 ст. 101 Уголовного кодекса РФ приговаривается к принудительному лечению в психиатрическом стационаре.... Подлежит обязательному периодическому освидетельствованию не реже одного раза в шесть месяцев … – вердикт был, впрочем, ожидаемым…

Алекс хорошо знала дорогу, по которой ее везли. Вот здесь, за этим поворотом, начнется лес, и покажется небольшой поселок. В окружении высоких сосен и дубов возникнут старые-старые здания, покрашенные желтой краской. Какой болван придумал красить психушки в этот тоскливый цвет? В целом, больничный поселок был похож на крохотное автономное государство, со своими «правителями», со своими законами и устоями. Здесь нашли приют не только корпуса психиатрической клиники, но и несколько двухэтажных жилых домов, были своя маленькая школа, магазин, почта и даже банк. Но жители этой маленькой «страны» отличались от тех, кто проживал в обычных городах или селах. Они были серьезны, суетливы, заметно напуганы и по виду очень напоминали своих умалишенных «соседей». Видимо, присутствие рядом специфического учреждения наложило отпечаток и на психику нормальных граждан.

Когда-то, в середине девятнадцатого века здесь обосновалась сторожевая крепость, и, наверное, дома в поселении имели совершенно другую окраску. Может быть, они были зелеными под цвет листвы, а, может, красные, под цвет крови. Этого уже никто не помнит. Но старожилы поселка рассказывают странную историю, связанную с этими постройками. Якобы в самом начале двадцатого века из подвала крепости при загадочных обстоятельствах исчез осужденный на казнь человек. Он был преступником, и его ждала виселица. Буквально накануне к нему наведался местный священник, принял последнюю исповедь. А утром за закрытой наглухо дверью мужчины не оказалось. Как будто его никогда там и не было. Искали долго, но так и не нашли. А таинственный подвал с тех пор прозвали Данилиным (по имени пропавшего) и сначала наглухо закрыли. Но с тех пор, как в шестидесятые годы двадцатого столетия здесь поместили психиатрическую клинику, подвал снова открыли, и теперь там находился склад постельного белья одного из отделений. Вообще-то, отделений в больнице тринадцать. В первом, втором, пятом, седьмом и двенадцатом лечат «благонадежных» больных: от депрессии, стрессов и других нервных расстройств. В этих отделениях свободный вход и выход, поэтому они называются открытыми. Там нет разделения на мужское и женское крыло, разнополые граждане проходят там лечение вместе. Третье и восьмое «лечит» наркоманов и алкоголиков. Остальные считаются закрытыми и строго разделены на мужскую и женскую половину. В них проходят лечение особо тяжелые душевнобольные и преступники, находящиеся на принудительном лечении. Двери в этих отделениях можно открыть только специальным ключом, который есть у всего обслуживающего персонала, но, естественно, отсутствует у больных людей. И это понятно: попробуй, доверь заветный ключик сумасшедшему вору, наркоторговцу или убийце – закончиться это может для кого-нибудь плачевно. Дверей в палатах и розеток на стенах нет, зато окна «украшают» огромные крепкие решетки.

Алекс уже неоднократно отметилась и в четвертом, и в шестом отделениях, дважды из них принудительно, куда на этот раз пошлет ее судьба?..

–Так, гнилые дыхалки, запомните: мои вещи трогать нельзя! – Грозно предупредила она пациенток закрытого десятого отделения, по личному опыту зная, что только так можно уберечь хоть часть своих вещей, – Я злая. Очень злая. Не дай Бог будете крысячить. Убью, и рука не дрогнет.

И отправилась в «большую» палату, где и определили ей место. Ничего непривычного для себя в отделении Алекс не обнаружила. Те же три палаты, что и практически во всех отделениях. Самая маленькая предназначена для «хороших» – так называли медработники выздоравливающих и блатных. В «наблюдательную» укладывали особо тяжелых и буйных. Там же периодически оказывались те, кто посмел себя как-то неприлично вести. На привязи. В «большой» палате лежали остальные – такие одинаковые и такие разные. Кто-то попал сюда после психологической травмы, кого-то «приговорили» «добрые» родственнички, чтобы отнять ребенка или дорогую недвижимость, кто-то просто был болен от рождения и о другой жизни не помышлял, ну и, конечно, преступницы…

У Алекс болезнь заметили после того, когда умерла мать. Через год после похорон она впервые попала на стационарное лечение в психиатрическую клинику, где ей поставили диагноз «шизофрения». Через несколько лет оформили группу инвалидности, которая поставила жирный крест на всей будущей жизни. Пришлось забыть о мечте стать великой спортсменкой, «зарыть в глубокую яму» надежду получить высшее образование, удачно выйти замуж, нарожать кучу детишек…

Сейчас ей шел тридцать первый год от роду. Она была высокой, красивой, жгуче-черной брюнеткой, с виду обаятельной и миловидной. Но грозный взгляд ярко-зеленых глаз, крепкая фигура и накачанный торс без лишних объяснений подтверждали реальность всех ее предупреждений, и заставляли женщин держаться от нее подальше.

Но каждая ночь в психушке, независимо от обстоятельств, сама делала свои гадкие дела: сумасшедших любительниц приключений не останавливали ни страх, ни совесть, ни строгий медперсонал. Они неизменно поднимались среди ночи и шли красть: продукты, мыло, туалетную бумагу и самую большую ценность в больнице – сигареты.

–Куда? – схватила Алекс за руку худущую, похожую на скелет, обтянутый кожей, тетку, которая уже залезла в ее сумку и старательно тянула оттуда пакетик с сухарями, – ах, ты, шмара! Я ведь предупреждала!

И, вскочив с постели, Алекс, крепко покачиваясь от снотворного, принятого накануне, со всей дури двинула воровке в зубы. Та перелетела через две плотно сдвинутые кровати и с грохотом упала на пол.

–А-а-а, как больно! – завопила женщина, – О-е-ей, помогите, она меня убивает! Люди добрые, спасите, помогите!

–Господи, да что там случилось? – толстая санитарка, спотыкаясь, бежала по проходу, за нею спешила медсестра, а за ними десяток проснувшихся любопытных пациенток.

–Ага, Тоньку побили, ура! – радовались душевнобольные, – меньше воровать будет. Еще ей вмажь, еще!

–Давно по тебе, Тонька, дубинка плачет. Получи, наконец, свое.

–Бей ее, бей, – азартно покрикивали женщины и даже начали сами замахиваться на воровку.

–Не надо, – по-детски жалобно, но по-мужицки грубым, толстым голосом рыдала Тонька, – мне и так больно, ой, как больно. Накажите ее.

–Ага, накажите, – санитарка покосилась на Алекс, – накажешь ее, так она в другой раз придушит ночью. Пусть спит, ну ее.

–А может, привяжем все-таки? – засомневалась медсестра.

–Так это ж помощь с мужского отделения придется звать. Не хочется будить среди ночи.