– Warum nicht? (Почему бы и нет?) – подхватил кто-то случайный… ли?

– Incredibile!

– Innerhalb der Philosophie! – посыпались реплики…

– Ma foi, oui!

– Nec Caesar supra grammaticos!

– Mann! Mensch! Drink your soup before it clots!

– На сторофье!

– Junge, Junge!

Жалко, там не было нашего доктора, парадоксов друга, потому что, господин

Шлегель одним махом мог бы прекратить все эти умствования, указав на него: и

как на форму, и как на содержание, и наш профессор поддержал бы критика,

филолога, философа-идеалиста и романтика-теоретика, и рассказал бы случай,

когда, однажды, доктор…

совсем малость об иронии, как о форме, и о пародоксе, как о

содержании

…как бы это нам представить иронию, как форму?.. это что-то удваивающееся

на грани видимости и мыслимости, или даже множащееся, как, например, если

представить прозрачную матрёшку, в которой сквозь оболочку первой

просматривается и вторая, и третья, и самая последняя куколка. Правда, эту

последнюю, в этой прозрачности, видит не всякий, а, как уже было сказано, или

будет сказано, только случайный избранник, проникающий художник, поэт-

пророк, философ – снова же – провозвестник неуловимого знания; то есть, для

кого-то – это совсем никакая и не ирония (не понимает человек), а только

раскрашенная сверху кукла, хотя на самом деле – открой глаза, друг, брат, собрат -

1 Сцена 5, «Погреб Ауэрбаха в Лейпциге», пер. Н.Х. Холодковского.

19

на самом деле перед тобой ирония в своей, что ни на есть настоящей форме,

которая, сквозь раскрашенную, наигранную, клоунскую оболочку, плачет

скрытыми от твоего простого (ах, когда простота хуже воровства… лезет же в

голову чушь всякая), плачет скрытой от твоего простого глаза тоской и

закованным в узилище страданием (да, та маленькая, невидимая куколка плачет),

а страдание, как уже все поняли – парадокс:

…она и чай пила, страдая. Признаки страдания возникали ещё до

прикосновения губ к краю фарфоровой чашечки, к фарфоровому краю чашечки,

ещё тогда, когда губы, трубочкой, только втягивали, всвистывали парящий парок

(очередной симулякр; о симулякрах будет впереди), еще, когда только тянулись…

при этом, первые – первыми начинали испуганно подёргиваться, приподниматься

брови и суживаться, сужаться глаза, будто пытаясь распознать, ещё только, ещё

не смело, но настойчиво уже анонсирующую себя муку, заявляющую – повторюсь,

посылающую лишь первые знаки, намекающую пока лишь очертанием, пируэтом,

силуэтом, маревом ещё только … и вот! Кос-ну-лась; и обожгла, и ворвалась

ожидаемым ожиданным коварная влага, клятое страдание! Alveolus,

palatumdurum, palatummolle1: «в защиту, в защиту!» – хотя, какая там защита? –

так, для красного словца – а глаза заморгали быстро, а потом захлопали, а потом и

раскрылись, будто удивляясь… и зажмурились, сцедив слезу; и вспыхнули,

зардевшись, щёки: «Ах, как трудно, трудно жить…» – язычок (ulula), отросток

заднего края palatummolle, издал тремоло, да что там тремоло, содрогнулась вся

ротоглотка и сжалась перед тем как раздаться и! глотнула подсунутую пилюлю…

горькую, горькую… но такую сладкую: «Нет – шептали губы, – нет, нет! – а сами

снова тянулись к краю, за которым – ах! боль, моль, мука и страдание, и

пробивает пот. – Страдаю, но живу; живу, страдая… моя жизнь… – шептали, -

страдаю страдательно, живу живительно, пью… пью… – как бы тут украсить?.. –

пью… – не могу никак, – глотаю эту-у-у влагу, отравляющую моё «живу»!» П-п-

па-ра-докс…

Здесь я предлагаю читателю отложить книгу и дать переломленному страстным

рококо и уставшему от бесконечных периодов и метафор вниманию некоторое

время для отдыха (сутки).

…и плавно… к делу:

…когда, однажды, доктор: «хи-хи-хи да ха-ха-ха! Увы, да, увы и ах! Ух! Ей-

богу! Чёрт возьми!» – ворвался к нему с мороза (не говорят же, «с жары» -

говорят, врываются с мороза, да и зима была у нас на дворе, «Зима!.. – сказал поэт.

– Крестьянин торжествуя…» (хотел бы я видеть торжествующего от прихода зимы