поручень.

Всем известно, что первые пары в университетах бываю рано утром, и

добросовестным студентам приходится рано утром ездить на трамвае на первую

пару, а профессору, как все понимают, пришлось потом пожалеть об этом (я хочу

сказать, о том, что его не снесло на остановке к передним дверям, и, что он не

вышел вместе с ними – ему ещё надо было ехать и ехать… три остановки).

«Лучше бы я тогда пошёл вместе с ними в морг, лучше бы я сдох тогда…» (что

равносильно, если кто заметил) – ловил себя на мысли, потом, профессор,

понимая, с другой стороны, что в морг его, пожалуй, и не пустили бы, потому, что

он не учился в медицинском институте, он учился в другом, немедицинском

институте, и, естественно, у него не было белого халата в портфеле, без которого

в морг не пускали. У них же, у будущего лицевого хирурга и должной стать в

будущем менеджером сестринского дела, или заместителем главного врача по

работе с сестринским персоналом, или старшей или главной медицинской

сестрой, или заведующей отделеним сестринского ухода, но ставшей, как уже все

прочитали… ах, этот style administratif (что в переводе с французского -

канцелярский стиль, но об этом позже)… у них же халаты были, и сейчас, стоя

над трупом в морге, где было не теплее (халаты надевали на пальто и шубы), чем

в трамвае, хотя здесь окна не были расписаны всякими вызывающими

изморозями и процарапанными на них прорицаниями, типа: «Крепитесь,

креститесь (снова невидимые миру слёзы)… крепитесь люди, скоро лето» (и

правда, кому там в морге креститься?) – они – будущий, которого назовут в узком

Zirkel (круге) «парадоксов другом» и будущая, в будущем не ставшая главной

медицинской сестрой, уже не могли думать о всяких нюансах внутреннего (по

правде говоря, и внешнего) строения современного мёртвого человека (n"amlich,

мертвеца и трупа), нюансах патологий, аномалий, анормалий и норм, о которых

рассказывал грустный патологоанатом (увеличенная печень, прокуренные лёгкие,

нетронутый (с печальным восторгом), как у младенца, мозг, селезёнка, к тому

же…) Их мысли уже превращались в помыслы и устремлялись в какое-нибудь

уютное место, чтоб поговорить, иносказательно пока, конечно, о вдруг

нахлынувшем на них чувстве и о нахлынувших чувствах.

Никак не обойти этот деликатный вопрос (это чувство, эти чувства),

деликатный вопрос: в кино, романах, шоу, цирке, цирке на льду, олимпийских

играх и олимпиадах, семинарах по патологоанатомии в морге (кстати), других

играх и представлениях – вопрос размножившийся так, что кажется других чувств

и страстей на свете нет, и можно страдать только от любви, быть счастливым

только от любви, только от любви сходить с ума, пьянеть, быть помешанным….

Только любовь ставит на место, только из-за любви стреляться, идти на плаху, к

звёздам (летит на Андромеду, а думает о любви, например), куда-то ещё, чёрт

14

знает куда и на чём летит. Словом, Антонии и Клеопатры, Ромео и Джульеты… и

любой школьник продолжит ряд и не закончит Каем и Гердой, и любая домашняя

хозяйка… «Жюли и Джимы», «Скарлет и Эшли», «Рабыня Изаура», «Просто

Мария», «Дикая Роза», «Друзья», «Богатые тоже плачут», «Санта Барбара»,

«Спрут», «Betty and Bob»!.. А что уж говорить о христианской любви! Словом,

оmnia vincit amor! что значит: любовь рулит!

ИМПРОВИЗАЦИЯ ИЛИ ТРАНСКРИПЦИЯ на любовный сюжет (здесь должна

быть, но, наверное, не будет, потому что…)

Да. Им хотелось выйти и поговорить. Патологоанатом (о-о! о нём ещё

впереди… вас ещё ждёт "Uberraschung, suprise и удивление, сейчас хочется

только сказать, что часто, глядя на череп, черепушку китайской уточки

мандаринки (Aix galericulata L.) на своём письменном столе, он часто говорил

себе: «Огня! Огня!», «A horse, a horse! My kingdom for a horse!», – говорил, как

король в «Гамлете», как Ричард в «Ричарде», а то и совсем, извините, шёпотом: -

«Быть или не быть?» – и думал, при этом, о вечном или о том, что самая дивная