В Москве я продолжил несколько традиций, которые для меня были привычны в Свердловске. Например, встречи с жителями города. Одну из самых первых провёл с пропагандистами столицы. В большом зале Дома политпросвещения собралось около двух тысяч человек. С начала я сделал доклад, а потом сказал, что отвечу на вопросы, которые мне будут задавать. На любые, даже самые неприятные, вопросы. К счастью, таких было не много, но они были. Вроде того: что взялся ты, Ельцин, сейчас за московскую мафию, мы это уже видели, за нас брался Хрущёв, хотел на нас ватники надеть — что из этого получилось, все знают. Если будешь продолжать, то на твоём месте через два года окажется другой. Забавно, что предсказание сбылось: именно через два года я был освобождён от должности первого секретаря горкома партии и вышел из состава Политбюро. Мафия, я думаю, тут оказалась ни при чем, просто совпадение. Но тем не менее вот несколько случаев.

Стал получать массу писем о фактах коррупции, взятках в торговле, милиции. Их расследовали, но на систему не выходили — или не могли, или не хотели. Были подключены органы управления внутренних дел, городское УКГБ, новое руководство торговли, общественного "питания. Стали менять руководителей — круг опять смыкался.

А фактов все больше, люди видели и писали, но чаще анонимно. Я расскажу о том, с чем сам столкнулся. Один за другим случаи на мясокомбинате — «забой» уже умерших животных, взятки, воровство. А покрывает первый секретарь райкома. Результат — обсуждение на бюро горкома.

Узнаю: в магазин завезли телятину, иду и встаю в очередь, первые месяцы меня ещё в лицо не так хорошо знали. Доходит очередь до меня — говорю: «Мне килограмм телятины». Отвечают: «Говядина есть, телятины нет.»-«Неправда, пригласите директора.» Кое-кто начал понимать, поднялся шум. Настоял пройти в подсобку, а там телятина в отдельной комнате, и её уже куда-то через окно выгружают. Шум, гам; руководство сняли.

В заводской столовой: «Почему нет морковки?» — «Не завезли». Проверяем вместе с руководством завода: привезли и куда-то в этот же день увезли. Рассказывают грузчики — документов нет. Шито-крыто.

Продовольственный магазин, в кабинете директора несколько свёртков с деликатесами. «Кому?» — «По заказам». — «Может заказать каждый?» Молчание. Тогда с директором начинаем разбираться. Вынужден признаться, что заказы по иерархии распределяются райисполкому, МИДу, райкому партии, городским ведомствам и др., и все разные — и по весу, и по ассортименту, и по качеству.

Посмотрел общий баланс по городу ряда деликатесных продуктов. Странно. По каждому наименованию на несколько тысяч тонн привозят больше, чем съедают, с учётом официальной «усушки-утруски».

Систему никто не раскрывает. И тут повезло. Уже знали, что я часто хожу по магазинам, торгам, базам. Знали, и чем я интересуюсь. Но, видимо, боялись. А тут выхожу из магазина, иду пешком, догоняет молодая женщина. Говорит: «Мне надо вам рассказать что-то архиважное.». Назначил ей день, час встречи в горкоме.

До сих пор не могу вспомнить без чувства возмущения её рассказ о системе взяток, подачек. Её только втянули, и она не выдержала. Поразительно все продумано. Продавец «должен» обсчитать покупателя и дать определённую сумму в сутки материально ответственному лицу, тот — часть себе, часть — руководству магазина. Дальше общий делёж по руководству снизу доверху, а если едешь на базу, — там своя такса. Каждый знает двух-трех лиц, с кем связан. Есть ещё и оптовая, крупная система взяток.

Я сделал все, чтобы её не узнали, — боялась очень и просила защитить. Потом перевели в новый магазин. После этого обсудили узким кругом и решили менять не по одному провинившемуся, целыми секторами, блоками, магазинами, секциями, цехами на базах. Ставить «незараженную» молодёжь. Суды привлекли к уголовной ответственности за год с небольшим около 800 человек.

Но ведь это только часть мафии. До теневой экономики, а она доходит до 15 процентов, до мафии, связанной с политикой, не дошли. Не дали. Срок-два года— кончился.

Потом горком, как мне кажется, охладел к этим вопросам.

А что касается встречи с идеологическими работниками в Доме политпросвещения, то для Москвы, привыкшей к гришинским пустым и длинным усыпляющим докладам, такой острый и откровенный разговор оказался событием. А мне было приятно, что вместе со мной собрались единомышленники, с которыми не страшно браться за любую, самую трудную работу.

А то, что работа впереди предстоит, ох, какая тяжёлая, тут ни у кого сомнений не было. Из тридцати трех первых секретарей райкомов партии пришлось заменить двадцать три. Не все они покинули свои посты потому, что не справлялись, некоторые пошли на выдвижение. Другие вынуждены были оставить свои кресла после открытого, очень острого разговора у меня, или на бюро горкома, или на пленуме районного комитета партии. Большинство сами соглашались с тем, что не могут работать по-новому. Некоторых пришлось убеждать. В общем, это был тяжёлый, болезненный процесс.

Не везде замена оказывалась точной, безупречной. Есть такое русское выражение: поменять шило на мыло, вот и мы провели, как оказалось, несколько таких бессмысленных замен, не улучшивших стиль работы и состояние дел в районах. Произошло это по разным причинам: во-первых, я уже говорил, что недостаточно хорошо знал кадры Москвы, а во-вторых, вообще, сложилась порочная практика подбора кадров по анкетно-номенклатурным признакам. По сути выдвигается не человек, а его анкета. Поэтому были ошибки.