Шрифт:
Однажды меня из школы все-таки выгнали. Это произошло после окончания семилетки. В зале собрались родители, преподаватели, школьники, настроение весёлое, приподнятое. Каждому торжественно вручают свидетельство. Все шло по привычному сценарию… И тут вдруг я попросил слово. Почти как на октябрьском Пленуме ЦК. Ни у кого не было сомнений, что я выйду и скажу слова благодарности и все такое прочее, все-таки экзамены сдал отлично, в аттестате одни пятёрки, поэтому меня сразу пустили на сцену. Я, конечно, сказал добрые слова тем учителям, которые действительно дали нам немало полезного в жизни, развивали привычку думать, читать. Ну, а дальше я заявляю, что наш классный руководитель не имеет права быть учителем, воспитателем детей — она их калечит.
Учительница была кошмарная. Она могла ударить тяжёлой линейкой, могла поставить в угол, могла унизить парня перед девочкой, и наоборот. Заставляла у себя дома прибираться. Для её поросёнка по всей округе класс должен был искать пищевые отбросы, "ну и так далее… Я этого, конечно, никак не мог стерпеть. Ребята отказывались ей подчиняться, но некоторые все-таки поддавались.
Короче, на этом торжественном собрании я рассказал, как она издевалась над учениками, топтала достоинство ребят, делала все, чтобы унизить любого ученика — сильного, слабого, среднего, и с довольно яркими примерами, очень резко обрушился на неё. Скандал, переполох. Все мероприятие сорвано.
На следующий день педсовет, вызвали отца, сказали ему, что свидетельство у меня отнимают, а вручают мне так называемый «волчий билет» — это такой беленький листочек бумажки, где вверху написано, что прослушал семилетку, а внизу — «без права поступ ления в восьмой класс на территории страны». Отец пришёл домой злой, взялся, как это нередко бывало, за ремень, — и вот тут-то я схватил его руку. Первый раз. И сказал: «Все! Дальше я буду воспитывать себя сам». И больше уже никогда я ни в углу не стоял целыми ночами, и ремнём по мне не ходили.
Конечно же, я не согласился с решением педсовета, стал ходить всюду: в районо, гороно… Кажется, тогда первый раз и узнал, что такое горком партии. Я добился создания комиссии, которая проверила работу классного руководителя и отстранила её от работы в школе. И это абсолютно заслуженно ей противопоказано было работать с детьми. А мне все-таки выдали свидетельство, хотя среди всех пятёрок красова-лось«неудовлетворительно»за дисциплину. Я решил в эту школу не возвращаться, поступил в восьмой класс в другую школу, имени Пушкина, о которой у меня до сих пор остались тёплые воспоминания: прекрасный коллектив, прекрасный классный руководитель Антонина, Павловна Хонина. Вот это, действительно, была настоящая учёба.
Тогда я начал активно заниматься спортом. Меня сразу пленил волейбол, и я готов был играть целыми днями напролёт. Мне нравилось, что мяч слушается меня, что я могу взять в неимоверном прыжке самый безнадёжный мяч. Одновременно занимался и лыжами, и гимнастикой, и лёгкой атлетикой, десятиборьем, боксом, борьбой, хотелось все охватить, абсолютно все уметь делать. Но в конце концов волейбол пересилил все, и им я уже занялся совсем серьёзно. Все время находился с мячом, и даже ложась спать, засыпал, а рука все равно оставалась на мяче. Просыпался, и сразу тренировка — сам для себя, — то на пальце мяч кручу, то об стенку, то об пол. У меня нет двух пальцев на левой руке, поэтому трудности с приёмом мяча были, и я специально отрабатывал собственный приём, особое положение левой руки, и у меня своеобразный, неклассический приём мяча.
А с потерей двух пальцев случилась вот какая история.
Война, все ребята стремились на фронт, но нас, естественно не пускали. Делали пистолеты, ружья, даже пушку. Решили найти гранаты и разобрать их, чтобы изучить и пенять, что там внутри. Я взялся проникнуть в церковь (там находился склад военный). Ночью пролез через три полосы колючей проволоки и, пока часовой находился на другой стороне, пропилил решётку в окне, забрался внутрь, взял две гранаты РГД-33 с запалами и, к счастью, благополучно (часовой стрелял бы без предупреждения) выбрался обратно. Уехали километров за 60 в лес, решили гранаты разобрать. Ребят все же догадался уговорить отойти метров за сто: бил молотком, стоя на коленях, а гранату положил на камень. А вот запал не вынул, не знал. Взрыв… и пальцев нет. Ребят не тронуло. Пока добрался до города, несколько раз терял сознание. В больнице под расписку отца (началась гангрена) сделали операцию, пальцы отрезали, в школе я появился с перевязанной белой рукой.
Каждое лето я подрабатывал. Но кроме этого в летние каникулы организовывал ребят на какое-нибудь путешествие. Причём придумывал что-нибудь особенное: или найти исток какой-то реки, или куда-нибудь на Денежкин Камень, или что-нибудь в этом духе. В общем, это сотни километров с рюкзаками, жизнь в тайге по нескольку недель.
Так случилось, что после девятого класса мы решили найти, откуда берет своё начало река Яйва. Очень долго поднимались по тайге вверх — по карте мы знали, что исток реки находится около Уральского хребта. То, что взяли с собой из еды, скоро кончилось, питались тем, что находили в лесу, в тайге. Поспели орехи, жарили грибы, ели ягоды. Лес уральский очень богатый. Прожить там, конечно, можно какое-то время. Шли долго, уже никаких дорог, ничего, одна тайга… Иногда попадалась какая-нибудь охотничья избушка, там ночевали, а в основном или шалаш строили, или просто под открытым небом.
Нашли исток реки — сероводородный ключ. Обрадовались. Можно было возвращаться. Несколько километров спускались вниз до первой деревушки. К тому моменту уже порядочно выдохлись. Собрали кто что мог — рюкзак, рубашку, ремень, — в общем, все что было у нас, вошли в избушку, отдали хозяину, выпросили у него взамен небольшую лодочку, плоскодонку деревянную, и на этой плоскодонке — вниз по реке, сил идти уже не было. Места были красивые, да они и сейчас там прекрасные, люди не смогли все испортить за это время. Плывём мы, вдруг вверху, в горах, заметили пещеру, решили остановиться, посмотреть. Вошли. Вела-вела она нас, вела и вдруг вывела куда-то в глубь тайги. Туда-сюда, не можем понять, где мы, короче говоря, заблудились, потеряли нашу лодочку. Почти неделю пробродили по тайге, причём ничего с собой не взяли, а тут, к несчастью, оказалось такое болотистое место, лес-подросток, — в общем, он немного давал, чтобы хоть чем-то питаться, и совершенно не давал никакой воды. Болотную жижу вместе со мхом складывали в рубашку, сжимали её, и ту жижу, что текла из рубашки, пили.