Шрифт:
— Я понимаю. Когда просыпается совесть после стольких злодеяний, это неприятно, — назидательно поясняла я. — Но постарайтесь прислушаться к ее голосу! А хотите, я сыграю вам гимн Ивернеса? У меня почти получается! Вот, послушайте.
— Чудовище! — прошипел пират, который до этого затыкал уши.
— Да, вы были чудовищем. Не платили налоги в казну. Поэтому вам стоит задуматься над вашим поведением! — терпеливо объяснила я. Наверное, мною бы сейчас гордились.
— Кракен! Кракен! — заорали пираты. В трюме появился призрак попугая: «Ну что, стр-р-радальцы? Обоср-р-рались?». Попугай уселся мне на плечо, но я брезгливо скинула его.
— Кр-р-ракен хор-р-рошая птичка! — похвастался лысый петух. — Будете ор-р-рать, я спою!
Дверь открылась. Как раз вовремя! Я почти подобрала гимн Ивернеса.
— Вам понравилась моя сладкоголосая Сирена? — меня подняли, словно куклу вместе с гармошкой во рту.
В клетках слышались радостные крики. Меня несли на плече по деревянной лестнице.
— Они очень любят музыку. Ты всегда можешь приходить сюда и играть свои песенки, — хрипло произнес капитан.
Мы поднялись на палубу.
— Освободите заключенных! — прохрипел капитан волосатому помощнику. — С них достаточно!
— Я хочу, чтобы пираты одумались и начали новую жизнь! — твердо произнесла я, вырываясь. — И вообще! Я требую к себе уважения! Не нужно таскать меня, словно я какая-то потаскуха! Не прикасайтесь ко мне! Вы знаете, что к принцессе нельзя прикасаться без разрешения?
Из трюма выбежали трое. Один из них стучал деревянной ногой. Завидев меня, размахивающую губной гармошкой, знакомые пираты бросились в сторону борта.
— Человек за бортом! — заорал на весь корабль какой-то оборванец. — Человек за бортом!
— Там акулы! Куда их морской дьявол понес! — пытался перекрикнуть его еще один пират, взбираясь на бочку.
— Они хотят доплыть до берега! Не мешайте им! — встряла я. — Они хотят начать новую жизнь!
— У них хорошо получается! Новая жизнь, в которой нет тебя и губной гармошки, непременно будет светлее и радостей, — заметил хриплым голосом капитан.
Один из пиратов снял простреленную шляпу и поднял на нас слезящиеся глаза.
Я посмотрела на пиратов, которые собрались возле борта. «Бедняга Джо Ядро!», — покачал головой облезлый пират. «Бедняга Билл Три Пинты и Джо Морской Дьявол!», — повторил он, натягивая шляпу обратно.
— Пусть ими акула продр-р-рищется! — гаркнул призрачный попугай с мачты.
— Я нашел тебе платье! Третьего размера, — послышался голос пирата на ухо.
Он снял с бочки наряд, от которого мне стало плохо. На красном платье красовался такой вырез, что у меня глаза на лоб полезли от такого бесстыдства. Юбка была разорвана почти до самого корсета.
— Третий размер! — мне бросили платье.
Я посмотрела на корабль, которых отплывал от нас. «Сладкая Сирена» — прочитала я на корме. На палубе стояли страшные женщины. И все они были в таких же развратных платьях!
— Прощайте, мальчики! Захотите море любви и обожания — приплывайте! — махали девицы руками. И посылали воздушные поцелуи!
— Пр-р-рости Тутка, — скрипел попугай. Меня уже несли в трюм. — Пр-р-рости, заср-р-ранца, Тутка! Одноглазый Билл бр-р-росил тебя!
Меня снова взвалили себе на плечо и потащили в сторону знакомой кладовки.
— Я такое не надену! Слышите! — кричала я, барабаня кулаками по чужой спине. За это меня ущипнули за попу. И я покраснела.
Дверь в мой "будуар" закрылась. Я осталась наедине с пиратом и этим бесстыдством!
— Это что? — ужаснулась я, брезгуя даже взять эту тряпку двумя пальцами — Разве это платье?
В трюмо отражалась я и это ужасное платье в руках пирата.
— Нет, я такое не надену! Это неподобающий для принцессы наряд! — гневно ответила я. И подняла глаза. На меня был направлен пистолет «Извините».
— Другого не было, моя принцесса, — пистолет опустился.
— Но это же развратное платье! — возмутилась я, видя, как поднимается второй пистолет «Пожалуйста».
— Надень его, принцесса, — послышался хриплый голос. Пират тряхнул роскошными черными волосами и спрятал второй пистолет.
— Вы пожалеете об этом, — процедила я, дрожащей рукой натягивая платье. Платье было мне мало. Грудь почти вывалилась из корсета. Я старалась не шевелить ногами, чтобы они не мелькали в этих бесстыдных разрезах.