Шрифт:
протяжённость шипящих, не знающих себе счёт.
говори со мной снова. говори ещё.
par avion
влюблённая в ворох осенних клёнов,
шепчешь в ладони, сминаешь платье.
париж. полусонный таксист удивлённо
повторяет за тобой адрес. хватит
уже. поберегись.
цвета слоновой кости туман превращает в олово
слёзы. не залечу тебя самолётом назад.
как я хотел тогда твою голову
сжимать оголтело руками, ловить глаза.
и дождило за городом, север вползал в карман,
тебя доставало ужинать в тишине.
недоросшая ещё до глубоких ран,
даденная не Богом, а случаем мне.
потом за рассветом приближалась твоя печаль,
начинаясь крикливыми снами, холодным лбом.
ну а если ты продолжала скучать,
к обеду присоединялась и боль.
фасовали россию конвертами пар авион.
не спасали ни водка, ни молоко.
ты предпочитала играть с огнём,
нежели с детским «к тебе далеко».
а затем началась зима
неожиданней прошлых бед.
я не успел к тебе.
и никогда не успею.
хоспис
врачи играют с тобой в молчанку, мой храбрый кролик,
кормят пилюлями какую неделю кряду.
ты мне расскажешь больше меня о боли,
я положу тебя в снег и останусь рядом.
волки будут носить нам брюкву, медведи – мёд.
мы заснём невозможно близко, и сладкий бред
станет ниткой в рубахе Бога. нас не убьёт
какой-то не тот лотерейный билет.
а теперь засыпай, пингвин, обо всём забудь
в своей сказочно-тёплой таинственной колыбели.
от неё прямо в небо разлит млечный путь.
это – дорога в вечность, и мы её одолели.
остаточное
лёд, приложенный к голове, теряет и вектор, и прежнюю силу.
а мне ещё хочется размозжить тебе череп.
хотя опоздал: твоя смерть как всегда подкосила,
сбила с толку. и я вот хожу только через
подземные переходы, чтобы не видеть автомобили.
знаешь, как страшно остаться в живых и метаться
как мальчик, забытый отцом в супермаркете билла?
я был таким тогда – дрожа, глотал metax’у.
я и сейчас такой. твой старый ортодонт…
единственный тебя узнал в той горке мяса.
я пил тогда вино, я мямлил «don`t».
я ничего не знал. мне до сих пор не ясно,
как ты посмела без меня бежать.
когда мне жмёт весь мир,
он мне и раньше жал.
луиза
та сука ждёт щенят, пока я здесь.
пока я ранен, наголо острижен,
прописан в лепрозорий весь, как есть,
та сука… впрочем, где-то под парижем
тот дом, где я остался целым.
где молоко не стынет до утра,
где каждый верно дышит под прицелом
тугого солнца. травы от ковра
не отделить. смерть отравляет быт –
забрызганные простыни есть ад,
напоминание о нём. и я забыт,
пока та сука где-то ждёт щенят.
смиф
смерть – это миф. это то, чем пугают в детстве.
у неё нет запаха, нет симптомов.
мы ещё выпьем, когда бродскому стукнет двести.
смерть – это война и мир. третий том.
принято молчать как один, но тебя уговариваю.
смерть – это ласковый мальчик, солёный лоб.
смерть – это винт, сноубол и какое другое варево.
смерть – это как сейчас. смерть – это вовсе нет слов.
а пока ты пьёшь молоко, просыпаешь работу,
улыбаешься мне, несёшь всякий бред,
играешь в мальчишку, любишь субботы,
смерти нет для меня. и для тебя – нет.
как швы
думаешь, больно? тогда посмотри сюда:
прошитый какой-то влиятельной пулей
я тебе больше не сдался. была среда.
твой мегаполис превращался в улей.