Шрифт:
— Морозов, ты мне предложение делаешь? — Инна приподнялась на локте, прикрывая грудь одеялом, и широко распахнутыми глазами посмотрела на Александра.
— Нет, просто так вслух размышляю, — спокойно ответил Морозов, а потом схватил Инну за плечи и перекинул через себя, придавив её к постели. — Конечно, предложение! Инночка, я ждал этого момента семь лет.
— Ты вспомнил, да? — тихо прошептала Инна.
— Я никогда не забывал тот вечер, чудо ты моё рыжее. И счастлив, что сейчас могу сказать главные слова — будь моей женой. Или ты думаешь, я буду ждать пока всякие Тарасовы это сделают?
— Дурачок, какие Тарасовы? Мне никого не надо, только бы ты был рядом… Саша…
— М-м-м?
— Поцелуй меня…
Сергей вытянул руку и посмотрел на часы. Уже восемь, надо вставать, хотя гости разошлись около двух ночи, наверное, ещё спят. Он медленно опустил руку, обнимая сопящую под боком Тийю, и потёрся носом о мягкие тёмные волосы. Страшно представить, что было бы, если бы их недавняя встреча закончилась ссорой! А всё его характер! И железобетонная уверенность, что все вопросы должен решать он на том основании, что он сильнее, что он мужчина.
Она тогда закрыла глаза и шёпотом произнесла:
— Уходи, я не желаю тебя видеть. И больше никогда не попадайся мне на глаза.
Он ушёл. Ушёл, чтобы принести из машины свою дежурную сумку, бросить её в угол и спокойно заявить:
— Я в душ, Тишка. Ты не могла бы что-нибудь на ужин сварганить, а то я целый день не ел нормально.
— Язву заработаешь, тогда будешь знать, — пробурчала в ответ девушка, отворачиваясь и пряча счастливое лицо.
Он закрыл дверь в ванную, опёрся руками на раковину и уставился в зеркало. Ну? И чего разорался? Или она тебе что-то новое сказала? Нет, Ти уже говорила о приставаниях того мудака, которого он видел в первую после их знакомства встречу. Но он не думал, что тот начал руки распускать. Когда Тийю рассказала ему о своей маленькой победе и написанном рапорте, Божнев рассвирепел и разорался как потерпевший! Начал рассказывать ей, как она должна была поступить, что должна была сказать, кому и когда, а когда упомянул о том, что он мужчина, вдруг замер, потому что лицо любимой стало напоминать маску — бледную и безжизненную. А потом его попытались выгнать. Только сам Сергей не собирался сдаваться, чувствуя, что его косяк был колоссальный, но такой реакции на свои слова он не ждал. И он понял, как мало знает о прошлом своей избранницы. Да что там мало — ни черта он не знает! Значит, надо принять душ, а потом поговорить по душам. Божнев усмехнулся — каламбурчик однако с этими душами-душами. А потом он сидел, уткнувшись взглядом в чашку и слушая беспристрастный голос своей Тишки, а она говорила и говорила, стоя у окна и невидящими глазами смотрела в темноту за окном.
Сергей медленно поднялся и тихо подошёл ближе, обнял чуть дрожащую женщину и прошептал ей на ухо:
— Забудь обо всём, что было до нас, Тийю, и прости меня. Да, я понимаю, что, возможно, очень тороплюсь, но я хочу, чтобы ты знала — я не понимаю, что со мной происходит, но мне больно, когда ты рассказываешь о себе. Мне не понять, наверное, я вырос совсем в других условиях — меня любили, баловали, но и ругали, конечно.
— Меня тоже любили, Серёжа, только я всегда ощущала себя чужой. Будто из другого мира.
— Чужая… Ну какая же ты чужая! Ты моя, самая-самая близкая, родная… любимая.
Тийю резко развернулась в его руках и почти с испугом посмотрела ему в лицо:
— Ты… ты что такое говоришь? Серёжа, я…
И Сергей притянул её голову к груди и начал медленно раскачиваться под мелодию недавно прочитанных строк:
— Чужой страны познал я речь, И было в ней одно лишь слово. Одно — для проводов и встреч, Одно — для птиц и птицелова. О Тийю! Этих двух слогов Достанет для «прощай» и «здравствуй», В них знак немилости и зов, И «не за что», и «благодарствуй». О Тийю! В слове том слегка Будто посвистывает что-то, В нём явственны — акцент стекла Разбитого и птичья нота. Чтоб «Тийю» молвить, по утрам Мы все протягивали губы. Как в балагане — тарарам, В том имени — звонки и трубы. И наконец, — о, как добра! – Долга, как плеть, проста, как парус, На голос птиц и серебра, Оправдывать высокопарность, – Всплывала Тийю сквозь пласты Воды морской и белой пены… О скромница, как все пловцы! Бесстыдница, как все сирены! О, слово «Тийю»! Им одним, Единственно знакомым словом, Прощался я с лицом твоим И с берегом твоим сосновым. Тий-ю! (Как голова бела!) Тий-ю! (Не плачь, какая польза!) Тий-ю! (Прощай!) [1]1
Абашидзе Григол «Тийю». Перевод Беллы Ахмадулиной
А потом была их ночь… и скованная как струна женщина, которую он смог вырвать из оков её прошлого, заставив стонать, кричать, извиваться, царапаться и… плакать от счастья.
Божнев прикрыл глаза, покрепче притянул любимую себе и незаметно для себя самого провалился в глубокий спокойный сон.
Часть 13
Экипаж.
Александр вошёл в кабинет и чётко произнёс:
— Разрешите, товарищ генерал?
— Проходите, полковник.
Морозов улыбнулся и тихо заметил:
— Спасибо за повышение, товарищ генерал, но я пока в подполковниках хожу.
— Ходил, Саша, приказ об очередных званиях подписан, только погоны вам вручить не успеваем. Собирай экипаж, Морозов, счёт идёт на часы. Садись. — Александр вдруг почувствовал, как по затылку к спине проскользнуло холодное дуновение, от которого резко закололо между лопаток. Генерал повернул к нему карту и продолжил: — Значит так, тут выбросили группу. Во время высадки был сильный ветер, в горах потеряли почти весь груз, аппаратуру, в группе есть раненые, но операцию решено продолжить. Ваша задача — сбросить необходимый груз, вас будут ждать. Границу пересечёте здесь, авиация и ПВО предупреждены. Есть одно «но».
— Слушаю.
— С погодой там полная хреновина, видимость нулевая, грозы.
Александр усмехнулся и кивнул:
— Не в первый раз, товарищ генерал. Разрешите идти?
— Иди, отцу позвони. Пусть свяжется со мной.
Александр вошёл в лётный домик, на ходу снимая куртку.
— Ну что, парни, готовы?
Божнев, Грозный и Тарасов сидели вокруг стола, внимательно рассматривая карты и фотоснимки. Денис оторвался от изучения карты полётов и положил на стол перед Морозовым несколько спутниковых фотографий: