Шрифт:
— Моё имя Мия Берг. — Женщина замолчала, будто наслаждалась произведенным эффектом, пока Игорь не пожал плечами и тихо заметил:
— И что? Моё имя Игорь Шанин. Простите, но меня ждут в отделении реанимации, если у вас есть важный разговор, то давайте ближе к делу.
Вошедшие переглянулись, женщина поджала губы, мужчина качнул головой:
— Я понимаю, что вы живёте далеко от столицы, но имя Мии Берг известно по всему миру.
Шанин перевёл взгляд на него и тихо заметил:
— Вы, уважаемый, в больнице, тут свой мир, своя цивилизация. Тут, знаете ли, люди умирают, потому нам расшаркиваться некогда. Пожалуйста, переходите к сути дела, что вас привело ко мне.
— Хорошо. — Мужчина сел на стул, закинув ногу на ногу, и уверенно произнёс: — Мы тут по делу о смерти пациентки Козловой Веры Григорьевны. Нам необходимо узнать, кто виноват в её смерти и что сделало ваше руководство, чтобы наказать виновных.
— А почему вы обратились ко мне? На данные вопросы вам может ответить кто-то из руководителей больницы, я же просто заведующий отделением.
— Моя мать умерла в вашем отделении, — вдруг сказала молчавшая до этого женщина.
Шанин с интересом посмотрел на неё и неожиданно вспомнил их разговор по телефону. Он вспомнил этот голос — именно эта женщина отвечала ему. Выходит, она узнала из первых рук, что её мама умерла, но приехать проститься с ней не смогла. Или не пожелала?
— Ваша мать умерла в отделении реанимации. К сожалению, лечить столь обширные повреждения сердечной мышцы мы ещё не умеем.
— Это вы её оперировали! — Берг вскочила на ноги, прижимая одну руку к шее, палец другой направив на сидящего хирурга. — Вы зарезали её, а теперь пытаетесь оправдать свою косорукость придуманным инфарктом. Я подам на вас в суд! Я добьюсь, чтобы вы больше ни дня не работали в медицине. Вы неправильно поставили диагноз и убили мою мать!
— Диагноз Вере Григорьевне поставила её внучка, ваша дочь. Прекрасный врач и замечательный диагност. И заметьте, диагноз был абсолютно правильный. — Спокойствие Шанина остановило разыгранную истерику. Берг внезапно опустилась на стул и громко фыркнула. — А если вы ещё раз посмеете повысить на меня голос, вас вышвырнут отсюда вон. Это вам не театр и не сцена, это жизнь. И к огромному сожалению, люди смертны. Если вы хотите и дальше что-то предпринимать и обвинять меня и моих коллег — это ваше право. Но я лично больше не собираюсь выслушивать ваши обвинения и оскорбления. Кстати, вы могли бы приехать и раньше.
— У меня не было выбора, — совершенно спокойно заявила Берг.
Шанин тяжело посмотрел на приезжую оперную диву и тихо ответил:
— Выбор есть всегда. Это не только то, что мы выбираем, но и то, от чего мы отказываемся. А вы отказались от многого.
— Это вы не оставляете нам выбора, — пришедший вместе с певицей мужчина встал и, медленно натягивая перчатки, добавил: — Моя фамилия Бестужев, я добьюсь, чтобы вы были…
— А, так вот какой ты, северный олень! — Шанин откинулся на спинку кресла и с усмешкой смотрел на замерших в недоумении посетителей. — Мия Берг, надеюсь, вы не думаете, что этот человек предан вам? Он предан не вам, он предан тому, что ему нужно от вас. Так было тогда, когда он женился на вашей дочери, так есть и сейчас, когда он крутится вокруг вас. Не обольщайтесь, как только изменятся его потребности или господин Бестужев поймёт, что вы больше не можете быть ему полезной, тотчас испарится и его преданность.
— Не смейте говорить обо мне такого! — Бестужев шагнул к столу, но резко остановился, когда Шанин поднялся ему навстречу — немного найдётся желающих иметь дело с оперирующим хирургом.
— Всего доброго, госпожа Берг. И не забудьте прихватить вашего спутника. — Шанин дождался, когда за ними закроется дверь, и опустился в кресло. Надо позвонить Анюте, никто не знает, что взбредёт в голову этой творческой личности.
Анна что-то тихо прошептала в ответ на рассказ мужа, и Игорь догадался, что это были не совсем приличные слова, хотя в последнее время его любимая жена так мастерски сочетала в своей речи медицинские термины и ругательства, что Шанин иногда просто хохотал в ответ.
— Игорь, я тебе уже говорила: пожалуйста, не принимай всё близко к сердцу. Помни, ты у нас один, мы тебя очень любим. Да, мы с девчонками сейчас у нас, на кухне колдуем, что тебе приготовить на завтра?
Шанин выдохнул и тихо закончил разговор:
— Что угодно, лишь бы была рядом, Анют. Я люблю тебя, — и выключил телефон.
Анна качнула головой и, прошептав «а как я тебя люблю», повернулась к подругам, что быстро нарезали овощи.
— И что Тийю сказала?
— Ничего особенного. Ксения Фёдоровна сразу же в порога заявила, чтобы она устраивалась в комнате Серёжи. Николай Павлович одеяло притащил тёплое. Знаете, мне кажется, что после разговора и требования сделать аборт Тийю будто в какой-то прострации была, а потом вдруг поняла — ведь Серёжины родители тоже переживают, но они так о ней заботились, будто у неё одной несчастье. А ведь они по сути чужие ей люди. Вот и получается, что для своих родителей она «мелочи», а для них она «дочка». Я сначала хотела позвонить, но потом передумала — пусть останутся вместе. Серёжкиным родителям тоже надо побыть одним, просто помолчать. Кстати, мать Тийю я вчера видела, а где её отец?
— Он не смог приехать, у него выставка. — Инна сидела в кресле, укутавшись в шаль и бездумно глядя на горящий огонь в камине.
— Выставка? Какая выставка?
Инна равнодушно пожала плечами. Потом подняла голову и тихо добавила:
— Что-то там в Берлине, она ещё какую-то знаменитость называла. — Она задумалась, а потом с досадой добавила: — Не помню ничего, будто отрезало.
Анна села рядом с дочерью, обняла свою малышку и тихо попросила:
— Инночка, не думай об этом, отдохни.
Инна тяжело вздохнула и закрыла глаза, положив голову матери на плечо:
— Мам, ну как я могу не думать об этом. Мам, а если Саша не вернётся, что я делать без него буду? Как я жить буду без него?
— Девочка моя, я же не о Саше говорю. Он теперь всегда в твоих мыслях будет. Как папа у меня, как Воскобойниковы у Кати и Ириски. Каждая его командировка будет для тебя сложной в этом смысле.
Инна всхлипнула и посмотрела Анне в глаза:
— Ты думаешь, что он вернётся?
— Это без вариантов, — вклинилась в их разговор Катя. Она повернулась к сидящим в обнимку матери с дочерью: — Всё, что касается моего братца, логическому объяснению не подлежит. Папа как-то сказал, что в роду Сашкиной мамы были интересные личности. Они и ему свои ведьмины гены передали.