– Эт-то что за номера?
– услышал я голос Фарамунда Ивановича.
– Что за истерики? Прекратить! Что сказано? Хороший, хороший... Суп... Супчику дам...

Я с трудом поднялся и увидел, что Фарамунд Иванович оттаскивает за лапу трясущегося Степу.

– Иы, иы, - выл Степа, - иы.

Из глаз у него катились слезы. Все вместе напоминало вполне человечью истерику.

– Все, все, - Фарамунд Иванович гладил Степу по вытянутой крокодильей морде, - сейчас отнесешь больного, будешь играть, супчику, супу. О! Вот и носилки прибыли.

Коля брякнул носилки на песок у самых моих ног.

– Помочь?
– обратился ко мне Фарамунд Иванович.

Я помотал головой, мол, не надо - и шмякнулся лицом вниз на носилки.

Щеке под глазницей стало сначала тепло, а после я почувствовал влажный, текучий холод.

Степа и Коля подхватили носилки и рванули с места в карьер. Я видел только мелькающие половицы, чистые, до блеска натертые, в коридорах санчасти.

Следом за нами бежал Фарамунд Иванович. Я слышал его ласковые понукания:

– Давай, давай, ребятки, жми... жми - вовсю!

Меня внесли в помещение с беломраморным полом, отполированным до блеска - так отполированным, что я увидел собственное обезображенное лицо, рассмотрел вытекающую из глазницы желтую жижу.

– Вертай - кидай на постель!
– хрипло приказал Фарамунд Иванович.

– Ийэх, - Степа и Коля ловко перевернули меня на постель.

И тут я увидел прямо над собой раззявленную пасть дракона. В нарисованную пасть был вбит крюк. На крюке висела люстра.

– Степинька, Коленька, - нежно сказал, потирая руки, Фарамунд Иванович, - свободны, свободны... Давайте, давайте...

Коля, подхватив носилки, вышел.

Степа остался стоять, выжидательно глядя на Фарамунда.

– А, - догадался Фарамунд, - супчик?

Он похлопал Степу по вытянутой крокодильей морде.

– Конечно, конечно, ну, пойдем, пойдем, молодчага.

И они вышли.

Я смотрел в раззявленую пасть. Дракон будто высунул светящийся стеклянный язык. Люстра свешивалась сияющим коконом, застывшим водопадом света и стекла; казалось, тронь ее - и она зашуршит, зазвенит неведомой прекрасной музыкой.

Но раззявленная пасть, хайло того, что не должно существовать рядом со мной, с моей мамой, с Мэлори. Пасть всесильного убийцы, пасть убийства, мрази, гниды, рептилии.

В палату вернулся Фарамунд Иванович.

– Нутес?
– он нагнулся и платочком аккуратно вытер мне щеки. Состояние?

– Хреновое, - ответил я и указал на драконовую пасть, намалеванную на потолке, пасть, изрыгнувшую хрустальную люстру, - а это зачем? Для поднятия тонуса?

– Нет, юноша, - засмеялся Фарамунд Иванович, - нет. Какой же тут тонус? Это - чтобы дракона не забывали.

– Я и так его помню, - быстро ответил я.

– Лежите, лежите, - замахал руками Фарамунд Иванович, - вам нельзя волноваться.

Я скосил глаз и увидел, что лежу в обширнейшем зале, где, кроме моей, еще четыре кровати, но пустые, аккуратно застланные...

Фарамунд Иванович подтянул к моей кровати стул, уселся, упер руки в колени и попросил:

– Согните ногу.

Я попытался - и не смог.

– Прекрасно. Теперь постарайтесь приподняться.

Я уперся локтями в кровать и не смог выпрямиться, не смог сесть.

– Чудно!
– с непонятным восторгом провозгласил Фарамунд Иванович. Великолепно! Завтра приведу студентов. Есть не хотите?

– Какое, - постарался улыбнуться я, - пить хочу...

Язык у меня был как камень, брошенный в высохший до дна колодец в пустыне.

– Пить, - развел руками Фарамунд Иванович, - покуда нельзя. Покуда терпите...
– он подошел к стене и поубавил света в люстре, - так хорошо?

В палате стало полутемно. Чуть посверкивали стекляшки в люстре, и драконья пасть рисовалась далеким нестрашным очерком, прочерком.

– Хорошо, - сказал я.

– Отлично, - кивнул Фарамунд Иванович, - сейчас пришлю Колю с Катей, переоденут вас. Вообще-то это даже полезно. Вроде массажа. Орать не рекомендую. Еще больше раззадорите. Ждите.

И он вышел в коридор.

Минут через пять в коридоре раздалась дробная стукотня лап, и уже знакомый мне голос пробулькал:

– Будьте спокойны, Фар-Иваныч. И в пижамку оденем, и бельишко сменим.

В ответ я услышал испуганное захлебывающееся (по всей видимости, от бега):