– Заблевал бы мундир, - объяснил Мишель, - я бы тебе второй глаз выбил.

Говорил он вполне беззлобно, пока Валя перевязывал ему руку.

– Идти сам сможешь?

Я не мог ответить. Я пытался сохранить равновесие. Мир, пещера кружились вокруг меня.

– Сможешь?
– повторил свой вопрос Мишель.

– Не... знаю... не уверен, - выдавил я.

– Ббте, Пародист, - дружелюбно сказал Валя, - надо идти... Хочешь, я твой огнемет понесу? По "светящейся" надо идти... Нам следить надо, понимаешь? И так здесь торчим. Дойдем до темных, я тебя на закорках понесу. А тут надо идти... Мишель - впереди. Я - сзади... Ты - посередке. Пародист, понял?

– Я - Джек...
– начал было я.

– Я ему точно сейчас глаз выбью, - буркнул Мишель, - давай огнемет Вальке и топай... Вызывай Пауля, - обратился он к Вале.

– Я все время вызываю, - виновато сказал Валентин Аскерханович, - да он не отвечает...

– Да что, - голова у меня перестала кружиться, такого залпа отборной ругани я не слышал даже здесь, в пещерах.

Из-за камня метнулся "стрекозел", и Валентин Аскерханович едва успел подсечь его струей из огнемета.

– Спекся, - добродушно сказал он.
– тебя послушать приходил...

– Все!
– выдохнул Мишель.
– Хватит! Пошли!

Мы пошли. Впереди себя я видел только спину Мишеля и время от времени тугие полосы белесого огня, которым "отпетые" рассекали пещерных хищников.

Несколько раз я падал и терял сознание. Валя поднимал меня.

Глава двенадцатая. Санчасть

Я смотрел на огромную дверь санчасти в беленой стене.

Дверь напоминала ворота, а изукрашена была, будто дверца буфета. Особенно меня заинтересовало одно украшение: всадник на коне, прокалывающий копьем извивающегося от муки огромного крылатого змея.

– А змейка, - сказал Хуан, проследив мой взгляд, - между прочим, змейка - тоже человек, тоже есть хочет, и косточки у нее так же болят...

Хуан оставил скрюченного в три погибели Пауля - (Мишель ему поднес все же слишком сильно, не насмерть, конечно, но где-то близко) - подошел к двери и подергал за завиток прямо под копытом коня, топчущего змея. Завиток должен был изображать то ли траву, то ли цветок, то ли обрывки неба, слипшиеся в тучу, поскольку совершенно непонятно было, где происходит убийство, изображенное на двери, - на земле, на небе или под землей.

За дверью раздался мелодичный приятный звон.

Дверь растворилась, и в образовавшийся проем высунулась востроносенькая кудлатая седая головенка.

– Какими судьбами!
– перед нами стоял небольшого росточка, худенький, подвижный человечек.
– Какими судьбами! Ба, ба, ба. Пауль, что с вами, дитя мое?

– Что Пауль, Фарамунд Иванович, - сказал Хуан, - вы поглядите, что с новеньким сделалось!

– Ай-я-яй, - запричитал Фарамунд Иванович так, точно он только сейчас меня увидел, - беда, беда, вот беда.

Он подскочил ко мне, оставив полуотворенной дверь; в ее проеме я увидел длинный, блистающий белизной коридор.

Фарамунд Иванович холодным пальцем провел по моей обожженной глазнице и присвистнул:

– Ого. Это ж на какой сучок вы так напоролись, юноша?

Валентин Аскерханович бодро доложил за меня:

– Ему "квашня" дырку проковыряла.

Фарамунд Иванович покачал головой:

– Да я вижу, что "квашня". Как зовут тебя, воин?

– Джек Никольс, - отрапортовал я, - рядовой третьей роты.

– Даа, - протянул Фарамунд Иванович, - ну, счастлив твой бог, Джек Никольс. Сейчас животных позову. Лежи и не рыпайся. Если от "квашни" вырвался, то животных стерпишь.

Фарамунд Иванович растворил двери пошире, и я увидел черный старомодный телефон на небольшой канцелярского вида тумбочке.

– Фарамунд Иванович, - тихо позвал Пауль, - а вы меня не осмотрите, боль, понимаете, зверская. У меня копчик, надо полагать, сломан...

Фарамунд Иванович поморщился недовольно и махнул рукой, мол, не мешай, сейчас разберемся.

– Алло, - сказал он в трубку, - Катенька. Очень хорошо. Пошлите к пятому подъезду Степу и Колю с носилками. Да... И Степа должен вылизать. Как язык сухой? Катенька, вы меня изумляете. Ну, дайте ему выпить что-нибудь. Ну, Катерина Сергеевна, ну, как можно? Нет. Не пива. Пива ни в коем случае. Вот... "Ркацители". Да... "Ркацители" - хорошо. В меру... Ждем.

Фарамунд Иванович положил трубку, оглядел всех нас.

– Так, - сказал он, - Пауль, ты сам до пятой палаты дойдешь?

Пауль отрицательно покачал головой.