Шрифт:
В это время одна из подруг Бреселиды заворочалась, и Аполлон, как вспугнутая птица, переместился в воздухе за кипарисовый столб галереи.
— Прощай. — тихо свистнул он.
— Прощай. — меотянка подняла руку. — Один совет: иногда показывай женщинам свою дикую сущность, нам это нравится.
Его смех еще звучал в ушах всадницы, как тысяча золотых колокольчиков, а ее подруги уже начали просыпаться и скатывать войлочные одеяла.
— Бреселида, — воскликнула одна из них. — Что это с тобой?
— Ты вся светишься! — подтвердили другие.
Но всадница молчала, глядя перед собой расширившимися зрачками, и вскоре девушки отстали от нее.
В эту ночь в Пантикапее скончалась благочестивая супруга архонта Динамия. После бани у нее началась лихорадка, а к вечеру призванный в дом на горе лекарь с испугом заявил, что у больной черная чума.
С первым лучом солнца жена Гекатея испустила дух, но больше никого в городе зараза не тронула.
III
— Вся оборона пролива держится на моем мече! — архонт Гекатей вскочил с места и, отшвырнув складной стул, прошелся по комнате. — А ты обвиняешь меня в предательстве? — он даже не предполагал, что так выйдет из себя.
Царица Тиргитао с любопытством смотрела на мужа. Она прибыла в город вчера, в сопровождении сильной охраны, специально для того, чтоб поговорить с супругом. Им было что сказать друг другу.
— А как иначе ты объяснишь появление воинов Скила у самого Пантикапея? — ее тонкие, подведенные красной краской брови слегка поднялись. — Разве мы посылали тебе мало людей для работы? Или наши отряды не охраняли побережье?
— Скил вторгся внезапно. — архонт с большим трудом снова овладел собой и вернулся к столу. — У нас тоже многие погибли.
Изящными пальцами царица взяла засахаренную дольку айвы и положила ее в рот, испытующе глядя на мужа.
Айва сладко таяла на языке, но в раскосых зеленоватых глазах Тиргитао не исчезал холод.
У царицы было скуластое лицо с тонкими чертами и смуглой кожей, которую прекрасно оттенял алый шелк платка, накинутого на конусовидную шапку с 9 рядами золотых треугольников, звеневших при каждом движении женщины.
— Мы узнали, что ты специально заплатил скифам за это нападение…
Ни один мускул на лице архонта не дрогнул. Даже если сведения были верными, Гекатей ничем не выдал себя.
— Ты передал им больше сотни мешков ячменя, 100 голов баранов, 50 быков и два табуна лошадей, чтобы они сожгли предместья, но те трогали сам город. — голос царицы был ровным, но в нем звучала медь. — Так ты хотел напугать своих толстобрюхих купцов, которые не станут помогать тебе в строительстве стены, пока солома не займется у них под задом.
В просторном мегароне дома архонта на Шелковичной горе не было никого, кроме самого Гекатея и его гневной гостьи.
— Ты думаешь, степь пуста? И безлюдна? — с укором заметила Тиргитао. — А в ней слухи разлетаются быстрее, чем стрелы, пущенные по ветру. Номады съезжаются, торгуют, разговаривают… Я знаю даже, сколько родинок на попке у младшего сына Скила. А скифский царь может назвать по имени борзую, которой я разрешаю после еды слизывать жир с моего пальца. Это в городе можно заставить человека молчать. А у нас сегодня он здесь — завтра снялся со всем кочевьем и ищи его, как ветра в поле, от Аракса до Танаиса. Скифам даже в голову не пришло скрывать: кто, за что и сколько им заплатил.
— Они лгут. — холодно возразил Гекатей.
— Хорошо, что у тебя хватает ума отрицать случившееся. — кивнула его гостья. — Но это уже ничего не меняет. — Тиргитао тоже встала и прошлась вокруг стола. — Если ты думаешь, что я не понимаю тебя, — сказала она грустно, — то ты глубоко ошибаешься. Я понимаю и презираю все, что ты сделал.
Архонт смотрел на нее, не зная, как прекратить разговор.
— Когда я выходила за тебя замуж, — продолжала Тиргитао, — чтобы скрепить союз между берегами пролива, я думала ты — царь. И хозяин своего слова. А ты дрожишь перед горсткой жалких лавочников, которые решают, сколько и как тебе править. Дать тебе денег или оставить безоружным перед врагом. Кормить твоих солдат или продать хлеб за море. Ты ходишь в золоте, а на деле подчиняешься толпе оборванных попрошаек в порту…
— Довольно! — Гекатей схватил царицу за руку и с силой толкнул обратно в кресло. — Замолчи, женщина! Они свободные эллины и не допустят другого обращения с собой. — его мощная фигура нависла над ней сверху. — Я не царь. — с расстановкой проговорил архонт. — И никогда не был им.
— Чем же ты гордишься? — Тиргитао не дала себя запугать. — Тем, что должен подслуживаться к любому безмозглому толстосуму, не желающему раскошелиться для защиты сограждан? Ха. — она снова встала. — Тем, что вынужден идти на подлость и предавать немногих, ради спасения остальных?