Дойдя до автобусной остановки, Мирон плюхается на свободную скамью – благо в середине рабочего дня здесь совершенно пусто – и кидает рядом сумку. Он так редко пользовался общественным транспортом, да практически никогда, что кажется себе сейчас абсолютно беспомощным. Он, разве что, в курсе, где расположена ближайшая станция метро и что пилюкать до нее почти полчаса в среднем темпе. Жилой район, в котором он теперь не живет, не был рассчитан на тех, кто разъезжает в подземке, так что и дальность ее мало жителей волновала.

В кармане спортивной сумки наудачу находится едва початая бутылка воды, оставшаяся после тренировки. Кажется, абонемент кончается в декабре, так что он сможет хотя бы помыться, если, конечно, поймет, как добраться до фитнес-центра. Мирон жадно пьет, наконец смачивая пересохшее горло, и чувствует ту самую сладость воды, которая возникает лишь после продолжительной жажды.

О побеге из дома, бывшего скорее временным пристанищем на время каникул, Мирон не жалеет даже сейчас, не имея понятия, как жить дальше. Вытащив из кармана своих мажорских чиносов телефон, он с грустью листает на экране список контактов. Среди ленты имен только те, с кем он все долгие десять лет учился в Бельгии и кто живет сейчас за множество километров. Мирон, конечно, не был единственным русским учеником в интернате, но среди ребят, считавшихся мало-мальски его друзьями, не было ни единого земляка.

Добравшись до конца списка, Мирон с зародившейся за миг надеждой пялится на высветившееся, как солнечный луч посреди грозового неба, имя Юры Терехова.

Юрка был ровно тем субъектом, с кем дружить Мирону с детства категорически запрещалось. Даже эту часть жизни внука Леонид строго контролировал, диктуя условия, кто подходил, а кто – нет, для правильной дружбы. И уж конечно обычный мальчишка, сын врача и строителя, в заверенный дедовой подписью список не попадал.

Еще в дошкольные годы, когда бабушка была жива и здорова, а Самохины жили в районе попроще, Мирон нередко гулял на детской площадке в соседнем дворе. Туда сбегалась вся малышня и даже те, кто постарше. Красочный железный городок с кучей горок, качелей и прочих снарядов для развлечения притягивал как самих детей, так и проветривающихся на воздухе мамочек, наблюдавших за чадами с удобных скамеек, расставленных по периметру.

Там-то Самохин и познакомился с Тереховым.

Худощавый и долговязый белобрысый мальчишка с дыркой в передних зубах, отчего он забавно подшепетывал, первым прибился к Мирону, зовя поиграть в футбол – видимо, одного отсутствующего зуба ему было мало, благо что молочного. Медля с ответом, Мирон оглянулся в поисках одобрения на бабушку и после умчался на поле гонять с Юркой мяч.

О новом друге дед, безусловно, в курсе не был. А бабушка, как надежный партнер в преступлении, конечно, молчала. Весь год до отъезда Мирона в Бельгию он проводил в компании Юрки. Даже в гости к нему аж два раза ходил. Страх, что дед обо всем разузнает, испарился довольно быстро, да и бабушке, с чьей подачи Мирон шел вразрез дедовым правилам, Терехов нравился, так что общение внука со сверстником она лишь поощряла.

Прощаться с Юркой в конце лета оказалось для Мирона до невозможности грустно. Им было весело, а Мирон забывал о своем наследственном статусе, ощущая себя таким же обычным дворовым ребенком. Мирон очень жалел, что не встретился с Юрой раньше. В итоге, заручившись обещанием обязательно встретиться на каникулах, мальчишки обнялись, раз уж расстаться приходилось надолго, стукнулись в своем фирменном жесте кулачками на прощание и разошлись.

Сохранить приятельские контакты с Тереховыми и правда удалось, пусть со временем пересекались они и не часто, а последние годы и вовсе перейдя исключительно в онлайн. Кажется, вживую Мирон видел Юрку года три назад. Тот переехал с родителями в новый район и, судя по тому, что было известно Мирону, там до сих пор и числился.

Не оставляя времени для сомнений, Мирон нажимает на вызов контакта и с волнением ждет.

– Да? – гудков через пять раздается чуть хрипловатый и сонный после незапланированного пробуждения голос. А потом, словно опомнившись или яснее разглядев имя звонящего, Юрка с легким сомнением уточняет: – Мирон?

– Ага, привет, – немного неловко отзывается Самохин. – Кажется, я тебя разбудил?

На том конце на пару секунд повисает молчание, а потом, откашлявшись, Юра уже куда бодрее отвечает:

– Да прикорнул немного, устал после ночной смены. Привет.

В динамике раздается шуршание, а после – что-то явно падает.

– Ай, зараза, – ругается Юра и поясняет: – Кошак со стола сиганул, жопой своей мохнатой все тут снес.

Мирон хмыкает, хотя ему не то чтобы прям смешно, но Юрка всегда умел заразить положительным настроением. Мирону на мгновение становится до обидного грустно, что они так редко общались за прошедшие годы. Если задуматься, именно Терехов был для него ближе всех к званию настоящего друга. А в итоге теперь он и вовсе единственный, к кому можно обратиться за помощью.

– Это тот рыжий, что ли, который жил у тебя? – вспоминает Мирон то ли в попытке поддержать разговор, то ли желая оттянуть момент истины, когда нужно будет признаться, что звонит он с конкретной целью, а не только о былых годах поболтать.

– Тишка-то? Не, тот умер лет пять назад. Это уже другой. Тоже, правда, рыжий. Шальной, капец, – Юрка смеется в трубку. Задорно и искренне, а потом уже серьезнее продолжает: – Мирон, ты не подумай, я рад, что ты позвонил, а то все чатимся, как роботы. Но колись, чет случилось, что ли?