Хмурый брюнет схватился за лицо и приоткрыл рот, напрягая мускулы лица и челюсти. Он будто хотел прокричать, но так и не обронил ни единого звука. Челюсть сомкнулась, скалясь во весь рот, он закатил глаза. Еще мгновенье, и тут же гражданин расслабил лицо, тяжело вздыхая.

– ЭТО ТАЙНА! – прокричал хмурый, но уже совершенно с другой интонацией, в его голосе звучала улыбка. – Я не в силах делать это, – дрожащим голосом. – Отпустите мне грехи за то, что я сделаю. А это грех, я каюсь, но я не могу это остановить! Ибо еще больше людей будет загублено. Но я нем… мо… мо… – стал он заикаться. – Простите меня! – тяжело выдахая.

– За что, сын мой? – спросил преподобный. – Как я могу отпустить грехи за то, что ты собираешься делать. Индульгенция тебе не игрушка. Покайтесь, сын мой. Отстранись от греха и ступайте с миром. Бог любит тебя и прощает тебя. Не стоит делать того, что ты собираешься сделать, нарушая каноны. Ты сам сказал: „Это грех“! Сын мой, не стоит…

– ХВАТИТ! – перебил голос исповедующегося человека. – Я жертва! Вы не представляете, что происходит в мире, – тяжело вздыхая. – Ваша вера в Бога лишь уловка для глупцов. Вы скрываете свою сущность за маской проповедника, – и вновь его голос был спокойным. – Черт! – с дрожью на выдохе. – Но миром правят… – он вновь сделал паузу, лишь тяжелое дыхание продолжала его мысли. – Да, к черту это!

– Не богохульствуй!

– Буд-то ты сам этого не делал.

– Что?

– Простите! Но Вы не понимаете. Вы не поймете и не осознаете, – хмурый взвел боек пистолета. – Вы не поймете того, что я собираюсь сделать. Ибо вы не были мной. Вы не прошли жизненный путь, какой прошел его я. Да и я, это не я. Это лицо, – вздыхая. – Я хотел сбежать, но они… – тяжело дыша. – Кошмары наяву!

– И что же? За что тебе отпустить грехи?

– За что, интересно? О, святой отец!

– Сын мой, я понимаю. Ты обижен, оскорблен? Убит горем? Ты питаете ненависть к некоторым людям, которые тебе наверно сделали больно? Простите их, ибо они дети Божьи и, как любой ребенок, склонны к ошибкам. Мудр тот, кто умеет прощать. Простите их, они понесут наказание, если не покаются. Но решать, сын мой, это лишь самому Господу Богу.

– Святой отец, Вы не понимаете, – произнес хмурый грустным голосом. – Вы… Вы и не поймете, – потягивая носом. – Я болен. ДА! – произнес он резко, будто внезапно нашел виновника всех его бед. – Отпустите мне ГРЕХИ! Прошу!

– Да, за что, сын мой?

– 28 королей пристально смотрят за тобой, – прошептал незнакомец дрожащим голосом, будто читая молитву, прикладывая пистолет к решетке исповедальни. – Я понятия не имею, что это значит!

– Мой Бог! – выдохнул священнослужитель. – Это оружие? В доме Господа! Что ты собираешься делать?

Хмурый убрал пистолет от решетки и уставился в потолок. Священник, приоткрыв сетку, заглянул внутрь.

– Сын мой, это не выход, – стал шептать священник. – Пойми, это не выход, что бы ты ни задумал, – уже нормальным голосом.

– Они говорили, что дадут мне „дар“, – голос его дрожал, незнакомец плакал. – Но вместо этого лишили воли, – не отрываясь от потолка. – Я не могу больше идти у них на поводу, – опустив голову, он посмотрел в глаза священника. – Это не жизнь!

– Сын мой, всегда есть выход, – старался успокоить его священнослужитель. – Дай мне оружие, – просовывая руку в окошко.

– Я не могу! – голос незнакомца стал спокойным. – Они меня так не оставят в покое. Я всего лишь пешка в их игре, – его глаза отдали влажным блеском. – А может быть обо мне они забыли, но эти кошмары.

– Кто эти они?

– Злые люди, – опустив голову.

– Люди?

– Они не хотят, чтобы я говорил. Они не дают, – выдохнув с трудом, незнакомец вновь посмотрел в глаза священнослужителя. – Не знаю, почему сейчас я еще могу говорить об этом с вами. Может быть, вы просто мой сон?

– Прости, лицо у тебя очень знакомое, – прищурив глаза, сказал священник. – Мы явно знакомы. Мы виделись раньше? Как звать тебя, сын мой?

Незнакомец тяжело вздохнул. По его щеке пробежала слеза.

– Имя мое Легион! – поджимая нижнюю губу.

– Мой бог! – выдохнул священник.

Гражданин со всей силой ударил протезом себе в грудь, раздался какой-то хруст. Он опять ударил в тоже место и вновь раздался хруст.

– Сын мой, что ты делаешь?

– Ломаю их планы, – скривив лицо от боли, вновь и вновь нанося удары в грудь. – Я не хочу жертв, я хочу сломать это!

– Остановись! Стой! – прислонив голову к окошку. – Не калечь себя.

– Падре, простите, – дрожащим рыдающим голосом, по щекам продолжали течь слезы. – Но я должен…

В один миг хмурый брюнет засунул пистолет в рот и нажал на курок. Кровь окропила стены в исповедальне и подбородок священнослужителя.

– МОЙ БОГ! – с ужасом на лице выбежал преподобный.

Выстрел распугал голубей у витражей. Посетители тут же отреагировали. Несколько священнослужителей направились к источнику шума. В центральной базилике еще гуляло эхо. Священнослужитель открыл дверь соседней кабинки исповедальни.