Шрифт:
И не поднимет больше взора
Ясного учитель неоправданный…
Злато влас,
Горящее на солнце по утру,
Сиянье чистых глаз,
Наполненных тем высшим светом
И ведущих к бытию.
Многим приходился по душе и по нутру
Златовлас…
Из-за одной партийной системы
До сих пор неприкаянный пиит горит.
Пока меньшинство не улетело с ветром,
А большинство, прогнив внутри,
Не сагитировало перемены,
И все излецемерив,
Не поставило для всех примером
Насилия, убийства и грабёж,
Пока все не стали слышать:
Шепот, дверной скрип, приговор-донос.
Пока Русь, Русь деревянная,
Русь в избах, ризах, образах
Не разорвали в клочья
Когти пролетарских страж,
Покуда не умылись кровью, не упоились алкоголем,
Пока на улицах не воцарился смрад
Разложившихся былых порядков покойников,
Когда в подвалах не пытался страхом страх,
Тогда и пел, свиристелем, хулиган и златовлас…
За спину заходили паршивые партийные скоты,
Как только где-то гаснул свет.
И где же были все, идейные, вы,
Когда просил о помощи поэт?
Предатели, бандиты, воры,
Растащили по кускам страну, себя, части души.
То, что он восхвалял, заставили сгнить
И по гною наверх залезли, слова им не скажи
И коль вокруг и воздух не красный, то и им не дыши,
Дух в тебе иначе как не пролетарский.
В Рязани, в крестьянском сердце страны
Родился, желтоволосой, с голубыми глазами.
Быть может, были вы правы,
Но не было правды за вами.
А он родину любил, душою, не лозунгами и словами,
Душою, не красной тряпкой и голубыми глазами…
И с полыхающими черепами
Вы внизу теперь маршируете в суете
Меж идеологическими речами,
Меж их столпами,
А, вернее, оставшимися от них камнями.
Нестройный, уродливый шепот
Проникает сюда, все гаснет и меркнет.
Беззастенчивый, лживый ропот
Волною морской пенится и шепчет,
Покуда мирик дремлет…
И волосы дыбом,
И сухо во рту.
Огромная белая глыба
Растёт! А не тает… В моём личном аду.
Как ты мог, как ты мог…
Оседлав совесть, её же погонять.
Как мог ты, как ты мог!
Писать ту чёрную повесть,
Пока мог себя защищать…
Ну и поэт…
Ну и хулиган!
Встать наперекор аппарату!
На перепутье дорог
Кровавого триумвирата,
Посеяв вокруг правдивый обман,
Каков скандалист,
Каков же смутьян!
Ты слышал их,
Когда сапоги их шли тебя умерщвлять?
Свою песнь сгнусавил над тобой, над усопшим, твой монах…
Авантюрист!
Ты так и не смог убить…
Чёрного короля.
И на поругань идёшь, златовлас.
Прости, да простит твой гений, но вина не их,
Что были возле тебя,
Вина твоя,
Что не было…
Рядом других.
Пробегут года, пролетят разномастные лета,
Пронесется громогласным, эхом раскатистым, правда.
И не поднимет больше взора
Поникшая поэта голова,
И не улыбнётся…
Наш учитель неоправданный…
В плену
Знаешь, в чем твоя проблема?
Ты, наивный, хочешь быть
Понятным всем
И вместе с тем,
Понятным хочешь быть
Только мне.
Ты выбрался из собственного плена.
В одном наручнике,
Выкованном в том же плену своими руками.
Но мы оба знаем, сколь счастлив бы ты не был,
Ты, герой, хочешь обратно в плен,
В сырую яму.
Где среди гадов ползучих, грязи и всемирного кала,
В маске, изрисованой больным оскалом
Строить хотел бы снова
Хореи и ямбы.
И в этой же пленной яме,
Из грязи и кала,
Хореев и ямб,
Строил бы, как тогда, свои оригами.
Помнишь?
По исписанной бумаге,