Баба Паша за спиной у Никиты громко сплюнула и прошептала: «Бесстыдница!»

— Вы, кажется, что-то ответили? — насмешливо подсказала незнакомка.

— Я чуть не отрубил себе ногу, — проворчал Бурьин.

— Мне нравится, когда мужчины ругаются. В этом есть что-то возбуждающее, агрессивное, — проворковала собеседница, окидывая мощную фигуру Никиты плотоядным взглядом.

Большая лохматая дворняга в новом ошейнике, сидящая у ног красавицы, сильно дернула поводок. Похоже было, что Бурьин ей активно не нравится.

— Я Екатерина Васильевна, — представилась незнакомка. — Но вы можете называть меня просто Китти.

— Очень приятно, Китти. Я Никита. Звучит довольно похоже, не находите?

С огорода примчались зазевавшиеся Бобби и Шарри и принялись яростно облаивать чужую собаку, держась, однако, на почтительном расстоянии.

— Мощный пес! — похвалил Никита, созерцая лохматую псину, демонстрирующую ему свои клыки.

— Очень редкий клубный щенок. Стоил мне больших денег, — с гордостью сказала Китти.

— Сразу видно породу. Таких нечасто встретишь, — кивнул Бурьин, вспоминая, что не далее как вчера видел двух псов из того же клуба у винного магазина в Захарьине.

Пес решительно взял поводок в зубы и потянул хозяйку в глубь участка, откуда доносились голоса Лирды и Грзенка.

— Приятно было познакомиться. — Китти сунула Никите узкую прохладную ладонь.

— Не менее приятно, — прогудел Бурьин, нежно пожимая ей руку.

Он хотел погладить собачку, но в это мгновение пес, щелкнув зубами, без видимых усилий перегрыз толстое полено. Никита быстро спрятал руку за спину.

— Никита, дорогой, ты не проводишь меня к Лиде? — Пройдя несколько шагов, Китти обернулась к нему.

— Ты ее подруга?

— Бабушка. Я ведь уже говорила.

— По-моему, это замечательно, когда у человека столько родственников, — нашелся Никита, имевший привычку ничему не удивляться. — С ее дедушкой мы уже знакомы. Премилая и крайне общительная личность… Кстати, если не секрет, как ты узнала адрес?

— Она позвонила мне вчера с телеграфа.

— А-а… еще раз очень приятно, — пробормотал Бурьин. — А вот и внучка.

Из-за теплицы им навстречу выбежала Лида. Увидев Китти, она на мгновение замерла, а потом с радостным возгласом бросилась к ней в объятия. Пес подпрыгивал, скулил и лизал Лиду в щеки и шею — чувствовалось, что семейка давно не виделась.

Не желая мешать столь бурной встрече, Бурьин ухватил за рукав остолбеневшего Корсакова и оттащил его в сторону.

— Пойдем, пойдем, что встал как столб? Не видишь, бабушка к Лидочке приехала! Бабуля приехала!

Откуда-то возник потомок двух ханов и одного эмира и тоже кинулся приветствовать Китти.

— Может, ты объяснишь мне что-нибудь? Кто это? — ошалело спросил Корсаков.

— Говорят тебе, бабуля.

— Она? Бабуля?

— Бабуля, дедуля, какая разница? Похоже, к нам приехал на экскурсию целый дурдом, — мягко сказал Бурьин, покрутив пальцем у виска. — Они вообще-то милый народец, почти вменяемый, только вот беда — все родственники.

До конца дня Бурьин и Корсаков имели возможность убедиться, что вся компания со вкусом проводит время за городом. Чингиз Тамерланович, Китти, Лида и дворняга ходили друг за другом по пятам.

Баба Паша уж и не знала, что ей думать, и хотела было выселить квартирантов, но Никите удалось успокоить ее, объяснив странное поведение гостей влиянием свежего деревенского воздуха.

— Воздух он и есть воздух, но в подпол-то зачем лазать? И ента вертихвостка Катька курицу соседскую увидала и ну в нее картошкой швырять. А у самой трусы напоказ… Тьфу!

День был наполнен и другими странными событиями. Например, ближе к вечеру при ясном небе вдруг прогремел громовой раскат, и такой близкий, что даже стекла в доме задрожали. Вслед за первым раскатом почти одновременно прозвучали второй и третий. На несколько минут над участком распространился запах свежих, с морозца, простыней. Большая дворняга завыла; вой ее подхватили Шарри и Бобби.

Ужин прошел мрачно. Лида и аксакал все время вздрагивали и к чему-то прислушивались, а Китти, стараясь, очевидно, поднять им настроение, болтала без умолку.

— Ну просто палец в рот не клади! Смотри не прикуси язычок-то, балаболка, — не выдержала наконец баба Паша.

— Вы, бабуленька, за мой язычок-то не волнуйтесь. Он у меня змеиный, и туда проскочит, и сюда, и ужалит, и обратно спрячется. — Катерина подняла от тарелки глаза. Зрачки у нее были сложные, странные, как кристаллы горного хрусталя.