Лагерь разбили в степи. Из старых построек здесь был лишь один деревянный домик да заброшенный скотный двор с сараем, откуда ветер доносил запах навоза. Да на отшибе возвышался ветряк с гнутыми ржавыми лопастями.

Принялись оборудовать лагерь. Поближе к ветряку по натянутой бечеве установили в два ряда палатки. Между ними срезали лопатами траву, посыпали дорожку песком - все как по уставу. Особняком поставили еще одну огромную палатку - для занятий. Штаб разместился в домике.

Летчики и техники пяти эскадрилий заселили полотняный городок. Увесистые чемоданы с выходным обмундированием, запасами белья и прочей мелочью задвинули под койки, на тумбочках появились полевые цветы в стаканах. Ожидался смотр лагеря - должен был приехать заместитель командира дивизии полковник К. А. Вершинин.

Настроение у всех было приподнятое. Еще бы! Первыми в Военно-Воздушных Силах перевооружиться на новейший образец самолета (последнее слово авиационной техники!), дать ему тактическую и эксплуатационную оценку - это большая честь для летного и технического состава полка.

Но самолетов в полку пока еще не было.

...Как-то на вечернем построении майор Гетьман, недавно вступивший в командование полком, объявил:

– С группой летного и технического состава мы едем на авиационный завод. Не теряя времени, освоим там самолет "Н". Когда прилетим в Богодухово, начнем вывозку остальных. Всем, кто остается здесь, - продолжать изучение материальной части согласно утвержденному мною расписанию. Некоторые пособия мы уже получили. Вопросы есть?

– Есть! Кто отправляется с вами на завод?

Командир полистал записную книжку, зачитал для порядка список. Назвал пятнадцать летчиков: это были командиры эскадрилий и их заместители по строевой и политической части - самые опытные летчики.

– Еще какие вопросы?

Какие теперь могут быть вопросы, если ты в заветный список не попал!

– Р-р-разойдись!
– раскатисто прозвучала команда начальника штаба полка майора Кожуховского.

...В лагерях потянулись однообразные дни. От завтрака до обеда, а потом до ужина сидели в раскаленной на солнце огромной палатке. Старательно перечерчивали в секретные тетради путаные схемы электропроводки, бензо- и маслопитания, водяного охлаждения и непонятной даже многим техникам гидросистемы уборки и выпуска шасси. Записывали множество цифр, которые нужно было запомнить: ход поршня, диаметр винта, размах крыла... Длина средней аэродинамической хорды, ширина колеи шасси, высота киля... А еще режимы скоростей, показания приборов и всяческие предупреждения летчику, начинавшиеся словами: "в случае отказа..."

– Да разве все упомнишь? Как только взлетишь, так все эти сантиметры и миллиметры мигом выветрятся...
– кто-то тихонько бурчит себе под нос.
– Хоть бы на картинке взглянуть на этот самолет!

– Разговоры!
– это руководитель занятий, который тоже не видел самолета ни на какой картинке.
– Младший лейтенант Смурыгов!
– вдруг называет он фамилию.

– Я!
– схватывается в среднем ряду щупленький летчик и неестественно выпячивает грудь. На нем длинная, почти до коленей, гимнастерка. За это его уже успели прозвать Александром Невским. Коля Смурыгов в полку новичок, тихий, стеснительный. Шушукался с соседом молодой летчик Виктор Шахов, тоже недавно прибывший в полк. По всему видно, проказник, если за какую-то проделку на выпускном вечере в авиаучилище его понизили в звании до старшины. А Смурыгов попался на крючок.

– Какое расстояние от конца лопасти винта до земли при взлетном положении самолета?

Смурыгов сощурил глаза, будто яркое солнце вдруг ударило ему в лицо, а у переносицы легла мученическая складка. Он только что раскрашивал синим карандашом трубопроводы, по которым помпа гонит воду от радиатора к мотору, а тут вдруг такой неожиданный вопрос. Шахов в это время незаметно подсовывал своему дружку клочок бумаги с цифрами, но Коля ничего перед собой не видел. Подумав, ответил:

– Двадцать сантиметров!

Руководитель скосил глаза на свою тетрадку, расправил ладонью страничку, а уж потом сказал:

– Правильно, садитесь!

Коля плюхнулся на скамейку, и после этого в палатке воцарилась тишина.

...Тем временем на заводском аэродроме летчики изучали совсекретный самолет в натуре. Пояснения давал летчик-испытатель. Он посвящал строевиков в секреты техники пилотирования. По его словам в общем-то выходило, что на этом самолете вылететь легко:

– В штопор при некоординированных разворотах не срывается, по прямой летит устойчиво даже с брошенным управлением, а садится сам. Прост, как табуретка...

Кто-то из летчиков спросил:

– Но ведь в инструкции сказано, что при разбеге во время взлета самолет имеет тенденцию разворачиваться вправо?

– Развернет, конечно, если в кабине задремлешь. Может так крутануть, что и вальс станцуешь! Тогда шасси, хоть оно и крепкое, может быть снесено. Надо вовремя парировать левой ногой.

"Ничего себе "табуретка", - подумали летчики.
– По сравнению с Р-зет одних приборов, рычагов, кранов и всяких переключателей в кабине столько напичкано... Скорость почти вдвое больше".

Летчики подолгу просиживали в кабинах, осваивали оборудование. Подняли хвост одного самолета. Поочередно садились в кабину, запоминали взлетное положение капота двигателя относительно горизонта. Убирали шасси и выпускали его с помощью аварийной лебедки на другой машине, которая висела на подъемниках.

Но сколько ни рассказывай о повадках самолета, сколько ни просиживай в кабине, а летчикам надо давать провозные полеты. Для этого нужен учебно-тренировочный самолет той же марки со второй кабиной для инструктора и с двойным управлением - спарка. Но такого самолета еще и не построили. Как быть?