Когда наблюдатели доложили комбату, что летчик выпрыгнул из кабины, тот приказал минометной батарее подавить начавший бить по мне крупнокалиберный пулемет. А потом вызвал разведчиков и поставил задачу:

– Найти летчика, а то подорвется на минных полях! Вызвалось пять добровольцев. Долго ползали они по нейтральной, но меня не нашли. Лишь солдат Бирбайер, находившийся в боевом охранении, столкнулся со мной.

– Придется Бирбайера к ордену представить, - сказал комбат комиссару. Ведь обещали представить к награде того, кто найдет летчика.

– Так он же сам вроде бы в плен попал, - засмеялся Мураховский, по всему видно, большой шутник...

– В общем, сегодня пиши...
– пробасил комбат Мисаров, тыча финкой в консервную банку с тушенкой.

– А не пролетали ли здесь штурмовики перед моей посадкой?
– задал я давно приготовленный вопрос.

– Пролетали, - ответил комбат.
– С шумом-треском. Даже зацепили первую роту малость.

Догадываюсь: если "с шумом-треском" да "зацепили" - значит, стреляли по своим. Но в это даже верить не хотелось.

– Разве они стреляли?
– спросил я комбата.

– Да так, самую малость...

Я уже заметил, что слово "малость" было у комбата ходовым и оно у него имело несколько значений.

– А ничего они тут не натворили?

– Ерунда... Лошадь-водовозку уложили, да двух ротозеев царапнуло осколками малость. Люда их обработала, в строю остались.

У меня не укладывалось в голове, как это мои ведомые смогли допустить такую оплошность? Решил оправдать своих ребят:

– Неопытные еще, по званию всего лишь сержанты, полетели кто по первому, кто по третьему разу. Зато аэродром они отменно разделали!

– Да ерунда все это, летчик, - махнул рукой комбат.
– У нас полковая артиллерия и та ошибается. Нет-нет, да накроет малость. А с самолета сам бог велел. На такой скорости разберись, какая там траншея наша, а какая немецкая... А конягу тем более не распознать - чья она, формы ведь не носит. Молодцы, молодцы летчики, - хвалил нас комбат без меры, посылая с конца финки в рот очередную порцию "второго фронта".
– Почаще бы вы только их утюжили. Редко появляетесь...

– Кушай, кушай, летчик, - потчевал Мураховский.
– Видно, ты в рубашке родился. На что вон разведчики: каждый кустик и бугорок знают на нейтральной, а тоже иногда на минах подрываются...

– Я-то в рубашке, а вот штурмовика нет. Явлюсь теперь я в полк на своих двоих... Жалко самолет.

– А дорогая эта штука?
– спросил комбат о самолете.

– Полмиллиона, не меньше, стоит.
– Об этой астрономической сумме я узнал от военпреда на авиационном заводе и сам тогда поразился. С тех пор не покидала меня мысль, как дорого стоит самолет, и в тылу, где живется несладко, люди вносят личные сбережения на их постройку, чтобы скорее победить. На фронте часто случается так: полетел в первый раз - и сбили. Вот и мой штурмовик, еще и не сильно изношенный, лежит теперь на нейтральной полосе. Если бы его оттуда вытащить. Заменят мотор, подлатают, и будет еще летать... Я высказал эту мысль.

– А сколько он весит?
– живо поинтересовались мои собеседники.

– Чуть больше пяти тонн...

– Если попробовать танком, то, пожалуй, на буксире можно вытащить...

И вот решили этой ночью провести операцию по спасению самолета. Комбат куда-то позвонил, просил прислать "коробочку". Обещали. Нашелся и буксирный трос нужной длины - толстый провод от высоковольтной линии. Вызвались разведчики-добровольцы ползти с этим проводом к самолету, чтобы один конец закрепить.

– А за что его там привязывать?
– спрашивают меня.

Объясняю, что можно намотать на винт. Лопасти сейчас изогнуты, не сорвется.

Танк прибыл поздно ночью. "Блуданул малость", - сказал комбат.

Танк осторожно подполз к самому краю оврага, заглушил двигатель. Скрылись в темноте разведчики. Мы с комбатом пришли в первую траншею.

Была теплая звездная ночь, сильно пахло чабрецом, стрекотали цикады. Со стороны Нырково, где сидел противник, доносились звуки губной гармошки. Какой-то немец наигрывал нашу "Катюшу"...

– Это в Ныркове веселятся, - пояснил комбат. Оказывается, не только для птиц и ветра, но и для песни не существует линии фронта. И если бы не редкая автоматная стрельба, то трудно было бы поверить, что здесь идет самая настоящая война.

С той, с немецкой, стороны послышался голос:

– Рус Иван, сдавайся!

– А... не хочешь, вшивый фриц?
– послышался ответ с нашей стороны.

Тут же одна за другой рванули две очереди, и навстречу друг другу стремительно пронеслись две трассы: красная и зеленая. Я присел. Комбат пояснил: