– Ну что, непослушная, говорил я, что будет моя власть в этом доме? – выдохнул молодой человек в ухо Славе, и сильнее склонившись над нею, приказал. – Ступай немедля в свою горницу, да дверь запри. Нечего по дому шататься. Тут полно всякого сброда.

– Нет, не пойду, – тихо вымолвила Слава, вырвав свой локоть из его ладони. – Гриша должен лекаря привести, матушка уж очень плоха.

– Не придет твой Гришка, – процедил сквозь зубы Федор, вновь приближаясь к девушке, и Слава боязливо попятилась от него к стене. – Врезал я ему, как следует, за то, что он вздумал спорить со мной теперь. И велел его под замок запереть.

– Как? – выдохнула Слава испуганно.

– А ты все же в горницу свою ступай и ужо давай привыкай, слушаться меня, – велел Федор. – Как-никак скоро замуж за меня пойдешь.

– Что? – опешила Слава в конец. – Что вы говорите?

Она попятилась от него в темноту, пораженно взирая на него, и отрицательно мотая головой, думая, что ей это лишь послышалось. Федор начал медленно неумолимо приближаться к ней и, как будто приговор, чеканя слова:

– Люба ты мне уже давно, Светушка. Оттого быть тебе моей женой.

Артемьев приблизился к ней вплотную. И Слава вдруг поняла, что Федор не шутит, а говорит вполне серьезно. Он уже раскинул руки, и девушка отчетливо увидела в его глазах яростный темный огонь. Вмиг похолодев от осознания всего этого, она дернулась от молодого человека, пытаясь немедленно убежать.

– Нет! – в ужасе выпалила она. Но Федор быстро поймал ее и, стремительно прижав Славу к стене, страстно выдохнул:

– Моя. Отныне моя…

Жестко притиснув девушку к себе, Федор яростно впился губами в ее волосы. Она начала отчаянно вырваться, ошалев от неприятных прикосновений молодого человека. Губы Артемьева уже переместились на лицо девушки, и Слава в истерике забилась в его руках, чувствуя, что сейчас сойдет с ума от жуткого омерзения. От Федора невыносимо несло перегаром и потом, но это, видимо, нисколько не смущало его. И он, нагло стискивая ее стан руками, осыпал яростными поцелуями ее лицо и губы. Довольно долго она пыталась вырваться из его рук, но Федор даже не обращал внимания на крики и недовольство девушки. Пытаясь вырваться из этого жуткого капана, Слава уже хрипела. Она ощущала себя той самой лисицей, которую недавно поймал Федор. А теперь, видимо, и ее, Славу собирался замучить своими объятиями, как и тогда, истязал несчастное животное.

– Ты что себе позволяешь, охальник! – вдруг неожиданно раздался в коридоре звонкий голос Мирославы Васильевны. Федор замер и повернул голову на просвет. В дверном проеме на пороге своей горницы стояла, держась за косяк, Мирослава. Крики дочери разбудили ее, и больная поднялась на ноги. – Немедля опусти ее!

– Конец вашим козням, мачеха! – выпалил зло Федор. – В этом доме отныне моя воля!

– Что ты несешь, предатель?! – в ответ процедила Мира. – Как ты смеешь показываться в этом доме после того, как ты оклеветал родного отца?!

– Отныне это мой дом, жалкая приживалка! – выплюнул Федор. Выпустив Славу из объятий, Артемьев удерживал девушку за руку, чтобы она не могла убежать. – А если вы будете и дальше спорить со мной, Мирослава Васильевна, вообще на улицу пойдете!

– Не надо, – попросила Слава, глотая горькие слезы. – Матушка, не спорьте с ним.

– А ты скажи матери, коли не угомонится, то ей же хуже будет, – произнес Федор, обернувшись к девушке.

– Что ты себе позволяешь? – опешила Мира. – Я в этом доме еще хозяйка. И отпусти немедленно Славу.

– Да как же! Еще чего? – с вызовом прогрохотал Федор. – По завещанию отца я, отныне, хозяин здесь! А вы в этом доме все еще только потому, что вы мать Славы. Потому я не вышвырнул вас прочь немедля. Ведь станете вы мне тещей скоро.

– Ты совсем спятил, Федор? – возмутилась Мирослава, начиная понимать, что к чему. – Ты что это удумал?

– Светослава станет мой женой!

– Не будет этого! – в ужасе воскликнула Мира. – Я не даю своего благословления на это!

– А кому оно нужно, ваше благословление? – демонически рассмеялся Федор. – Даже отец был мне не указ. Так в сей миг, он весит на столбе, оттого, что посмел отказать мне в этой просьбе! А я столько просил его, умолял. На коленях перед ним ползал, чтобы он отдал мне Славу. Так нет не пожалел он меня и теперь с ним покончено. Я и с тобой покончу, наглая плебейка, если будешь стоять на моем пути. Понятно тебе?

Услышав его страшные слова, Мирослава ощутила, как ее сердце зашлось в бешеном стуке от несправедливости и ужаса. В следующий миг, молодая женщина начала оседать. Слава дико вскрикнула и заверещала:

– Федор, ей плохо! Пусти!

Увидев, что мачеха действительно закатила глаза и осела на пол, Артемьев все же сжалился и отпустил девушку. Слава вмиг подбежала к матери и, придержав ее, осторожно облокотила ее о стену. Мира, сидя на полу, обратила любящий взор на дочь и прошептала:

– Малышка, не могу больше бороться. Сердце мое разрывается от боли и муки. Не могу. Прости меня, милая…. Ты должна бороться с этой поры сама…

– Матушка, – пролепетала девушка, глотая горькие слезы.

Мира на миг прикрыла глаза и болезненно выдохнула:

– Не уберегла я тебя, как было велено мне… Но я боролась до последнего…

– Матушка, я помогу вам, – глотая слезы, шептала над ней Слава.

– Не сможешь, милая. Мое сердце вот-вот разорвется, я знаю это, – сказала Мира и из последних сил приподнялась и, устремив взор на дочь, очень тихо, чтобы Федор не услышал, прошептала. – Выслушай меня, доченька. Ты должна поехать в Архангельск. Там недалеко от царского красного терема, есть старый, заброшенный дом с синими ставнями… там живет ведающая матушка… скажи ей, что ты приехала к Лучезару от Миры… она поможет тебе, – Мирослава чуть перевела дух и уже громче добавила. – Ты поняла меня, доченька? Отправляйся в Архангельск, благословляю тебя на то…