Слава и в самом деле соскучился по ней.

Алла необычайно сексуальна. Стоит ей посмотреть на него влекущим взглядом, - он уже готов. Ни с одной женщиной такого не было, даже когда был пацаном. С ней он ощутил себя гигантом секса.

У Аллы потрясающая фигура - рост 178, грудь, как у Мерилин Монро, 5-го размера, тонкая талия и обалденные бедра... Но дело даже не в этом. От неё исходят какие-то невидимые флюиды, просто аромат секса...

Кинув взгляд на любовницу, Мирон тут же почувствовал желание. Больше всего сейчас ему хотелось оказаться с ней в спальне. Но попробуй скажи, когда это ей поперек настроения...

Но хоть приехала, и то хорошо. Последнее время она так редко у него бывает. К ней он тоже не может приехать - Алла запретила. А уж появиться вместе на светской тусовке, - и подавно.

– Ты - бандит, а я бизнес-леди. Не хрена компрометировать меня перед уважаемыми людьми, - без обиняков заявила любовница с самого начала их романа.
– Я с тобой сплю потому что мне нравится с тобой спать. И буду трахаться с тобой только до той поры, пока мне самой это нравится. А разонравится, - пошел на хер!

Усадив её в кресло, Слава подкатил столик с напитками и разлил коньяк. Если любовница зла, то лучше отвлечь её разговорами. Она никогда долго не злится. Наорала, выпустила пар, и уже улыбается.

Взяв из его рук бокал, Алла неожиданно для себя самой сжала ладонями его руку. От Славки иногда е просто прошибает током. Сейчас уже редко, а раньше...

Вспоминая то, что было у них три года назад, она подняла на него глаза. Встретив её взгляд, тот быстро отставил бокал. Вот за этот её взгляд и за все остальное, что бывает потом, он готов терпеть все капризы своей своенравной любовницы!

Алла уже расстегнула жакет и Мирон, опустившись на колени, зарылся лицом в её грудь. Тонкая ткань бюстгальтера мешала. Постепенно отодвигая его вверх, он освободил её грудь. Два тяжелый полуовала упали ему в руки.

Боже, как же он любит эту обалденную грудь и эту обалденную женщину...

Спектакль закончился. Лариса, вволю наплакавшись, сидела в темноте, тупо уставившись в экран. Потом спохватилась, выключила телевизор, подошла к аудиосистеме и поставила альбом "Князь тишины" их любимого с Игорем ансамбля "Наутилус Помпилиус". Хоть вспомнить, что было, когда они были вместе...

Голос Славы Бутусова опять разбередил душу:

"Я пытался уйти от любви,

Я брал острую бритву и правил себя.

Я укрылся в подвале, и я резал

Кожаные ремни, стянувшие слабую грудь...

Я хочу быть с тобой...

Я хочу быть с тобой...

Я хочу так быть с тобой...

Я хочу быть с тобой..."

"Я хочу быть с тобой", - повторяла Лариса слова любимой песни, и опять полились слезы. Одна песня сменяла другую, а она сидела в кресле, закрыв глаза и вспоминая Казанову, а слезы текли и текли из-под сомкнутых ресниц...

"Когда умолкнут все песни,

Которых я не знаю,

В терпком воздухе крикнет

Последний мой бумажный пароход.

Гуд бай, Америка, о-о!

Где не буду никогда я,

Услышу ли песню,

Которую запомню навсегда?.."

"Почему мне так тревожно? Все меня успокаивают, что Игорь вернется, а у меня какой-то ком в груди, который давит и не дает покоя. Может быть, это дурное предчувствие - с ним что-то случится, и он не вернется? Мои предчувствия обычно сбываются. Я многое предчувствовала, когда мы ещё были вместе. Если утром на душе было тревожно, то в этот день обязательно происходило что-то, от чего душа корчилась в муках. Столько раз мы теряли и находили друг друга..."

"Как мы делаем больно

Тем, кому дарим небо!

И за сладкие речи

Нам придется стыдится.

И в груди моей клетка, а в ней вместо сердца

Бьется, крылья ломая,

Эта бедная птица..."

"Сколько я его терзала из-за каких-то мелочей, по пустякам ревновала. Приревновала даже к Алке, хотя Казанова сказал ей всего два слова. Приревновала к этой девке, его секретарше, которой он платит. То придумала, что он хочет меня сломать и подчинить себе. То устроила соревнование, кто кого обыграет в преферанс. Вот дура-то! Нашла, чем заниматься, когда рядом любимый! Я же люблю его. Все, что было до него, - не в счет. Алка права все мои бывшие любовники - слюнтяи со сниженной потенцией, а я в свои тридцать пять лет задержалась в развитии, поэтому предпочитала платонические ухаживания, красивые слова и признания. А когда встретила настоящего мужика, растерялась и вела себя, как последняя дура..."

"Казанова, Казанова...

Зачем делать сложным

То, что проще простого?

Ты - моя женщина,

Я - твой мужчина.

Если надо причину,

То это причина."

"Мой любимый Казанова... Ты говорил, что ни одной женщине не признавался в любви, и я тебе поверила. Раньше я думала, что для того, чтобы обольстить женщину, нужно непременно говорить о чувствах, признаваться ей в любви. Ты можешь обольстить женщину и без признаний, теперь я это знаю. Но мне ты столько раз говорил о своей любви! Ни один мужчина не сказал мне столько изумительных слов. Ты был искренним и говорил то, что тебе хотелось говорить. Хоть бы все это оказалось правдой..."