— А чего ты вдруг пригорюнилась? — насторожилась верная боевая подруга.

— Да как-то мне тревожно…

— Кончай темнить, подружка! Выкладывай.

— Филипп тебе звонил?

— Звонил.

Подруга помолчала, а Алла посмотрела на нее испытующе:

— Твои тревоги связаны с ним?

— Да…

— Я уже почти догадалась, в чем дело… У тебя когда-то была интрижка с парнем, и ты о нем не очень симпатичного мнения, так?

— Так, — призналась Лара.

— Тоже считаешь его темной лошадкой?

— Гораздо хуже — он корыстный, расчетливый.

— Альфонс?

— Похоже…

— Как давно у тебя с ним было?

— Года три назад.

— И что — тогда он счел тебя недостаточно богатой для роли дойной коровы? — иронично поинтересовалась Алла.

— Да в том-то и дело, что я вела себя по-дурацки…

— То есть стали дойной коровой? — уточнила верная боевая подруга.

— До сих пор противно вспоминать… — вздохнула Лариса. — Неужели все молодые парни — непременно альфонсы?

— Ну, обобщать не буду — всяко бывает. Три года назад тебе было тридцать три, Филу — двадцать пять, разница в возрасте невелика. С точки зрения классического альфонса, ты слишком молода, обычно они выбирают в качестве жертвы баб на пятом десятке. Хотя… Тут вряд ли есть система. Главное — чтобы материал был податливый. А ты, с удя по твоему самобичеванию, проявила слабину?

— Глупостей натворила, — покаялась Лариса.

— Давай-ка излагай свои грешки в подробностях. И не темни, старушка, погрозила Алла пальцем, — а то, не дай боже, опять влипнешь в хреновую ситуевину с отягчающим антуражем. По закону всемирной подлости неприятности случаются в самое неподходящее время, причем в очереди не стоят, а вваливаются все сразу.;, ^ — Познакомились мы на какой-то деловой тусовке. Филипп сказал, что знакомый журналист отдал ему свое приглашение.

— А разве Фил журналист? — перебила ее Алла.

— Вначале он представился свободным художником, потом обмолвился, что иногда сотрудничает с редакциями газет и издательствами, но специализируется по портретам.

— Помнишь, ты спрашивала, чей портрет висит в моем кабинете?

— Я знаю — это его работа. У меня ведь есть точно такой же.

— Как — совсем такой же? — изумилась верная боевая подруга — все же они с Ларисой внешне очень разные.

— Пойдем, покажу.

Лара встала с дивана и направилась в комнату, которую называла «этюд в багровых тонах» — и стены, и вся обстановка там были красно-коричневого оттенка, а потому непроизвольно возникали мрачные мысли.

Этой комнатой не пользовались, и она превратилась в склад ненужных вещей. Подойдя к письменному столу, хозяйка наклонилась и извлекла стоявшую возле стены изрядно запыленную картину.

С первого взгляда Алла поняла, что имела в виду подруга: та же поза, тот же уверенный взгляд через плечо, весь облик очень привлекательной и сексапильной женщины, — в общем, комплимент на холсте… Только туалеты моделей разные: Лариса в изумрудно-зеленом вечернем: платье — видимо, в нем она была в день знакомства с художником. Но различие внешности и одежды не имело значения; самое главное — взгляд женщины, безмолвно говорящий: «Я чертовски хороша и прекрасно это знаю!»

— Видать, наш общий экс-любовник Филя штампует женские лики и каждую бабу изображает столь привлекательно, что ее сердце тут же тает, ироничным тоном прокомментировала Алла.

— Это произошло и со мной, — грустно призналась Лара.

— Со мной тоже, — расщедрилась на ответное признание верная боевая подруга, не любительница лирических излияний. — Увидев свой портрет, я расчувствовалась аж до соплей. Отъявленные циники всегда очень сентиментальны, — порадовала она собеседницу свежепридуманным афоризмом.

— Филипп сказал, что зарабатывает этим, и попросил меня познакомить с дамами, способными хорошо заплатить.

— А он специализируется только на женских портретах?

— Скорее — на богатых женщинах.

— Видимо, у него узкая специализация — предпочитает бизнесвумен, скривилась Алла и обогатила интеллект подруги еще одним афоризмом:

— В богатых женщинах ему больше всего нравятся их деньги. Кстати, я тоже подцепила его на светском рауте.

— Когда мы расстались, я несколько раз видела его на тусовках, но он, завидев меня издали, спешил скрыться.

— Видно, угрызения совести замучили, — съехидничала Алла и снова блеснула интеллектом:

— Совесть тревожит, лишь когда человеку плохо, и спокойно спит, когда ему хорошо.

— Вряд ли Филипп способен переживать из-за своих поступков…

— И сколько ты ему отстегнула?

— Картину он мне подарил.

— Для затравки, — съязвила верная боевая подруга. — И ты заглотила крючок.

— Заглотила, — покаянно вздохнула Лариса. — Влюбилась так, что голову потеряла.

— О, как он красив, проклятый, — процитировала Алла всеми любимую поэтессу.