– Роман Степаныч, хотите красного вина? – предложил я как радушный хозяин и, признаюсь, ценитель хороших вин.

– Нет, спасибо, это как-то неправильно, как-то не по-нашему, хотя ещё древние говорили: «Ин вино веритас» – истина в вине. Но с русскими пельмешками правильно пить русскую водочку, – патриотично объяснил Роман Степаныч.

– Не вопрос! Водка тоже есть, – сказал я и полез в холодильник.

– Знаете, один мой хороший знакомый, префект нашего района, любит говорить: «Водка не человек, ей в приёме не откажешь», – сказал Роман Степаныч, показав зачем-то пальцем в потолок, – но сегодня я вынужден с благодарностью отказаться. Не подумайте, что я брезгую или, не дай Бог, не пью. Но завтра мне с раннего утра – за руль.

– Роман Степаныч, а Вы кем работаете, если не секрет? – вкрадчивым голосом поинтересовалась моя жена, женщина по природе своей очень любознательная. Иначе зачем бы она звонила моей секретарше по несколько раз на дню и интересовалась, на работе я или где?

– На нынешнем историческом этапе работа моя совсем не секретная. Я – трудовик. Ну, то есть учитель труда в школе. Только в современной общеобразовательной школе это называется уже не «труд», а «технология».

– Это сразу видно, что Вы мастер на все руки! – сказала Алёна.

– Куда мне! Вот однажды мне довелось с такими людьми познакомиться, у которых действительно золотые руки были. Гении, самородки… Хотя, если честно, они и не совсем люди были… – сказал сосед.

– Как это – не совсем люди? Роботы, что ли? Вроде Самоделкина? – удивился я.

– Нет, не роботы, – сказал сосед и добавил, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся: – Просто призраки.

Мы с Алёной переглянулись.

– Хотите, расскажу, как дело было? История, прямо скажем, мистическая, хотя и случилась на самом деле. Как говорили древние, «инкрэдибиле дикту» – скажешь, не поверят. Но что было, то было, а верить или не верить – это уже ваше дело, – сказал Роман Степаныч, – не случайно Тертуллиан говорил: «Цертум, квиа импоссибиле эст» – верю, потому что невозможно.

Нам не удалось скрыть своего удивления и любопытства, и он начал рассказывать. Сначала про призраки, а потом ещё много о чём. Мы пили чай, а Роман Степаныч рассказывал случаи из своей жизни. С его рассказами мы засиделись допоздна, и нашей Шахерезаде «пришлось окончить дозволенные речи» (чуть было не сказал: «Шахерезаде Степановне», но решил на этот раз, вопреки своей фамилии, воздержаться от каламбура).

Впрочем, потом мы с Алёной ещё не раз приглашали нашего соседа в гости – когда одного, когда с женой, а когда и с детьми. Даже Новый год вместе встречали. Согласитесь, гораздо интереснее бывалого человека послушать, чем читать повести, высосанные из пальца автором, никогда не встававшим из своего писательского кресла. Это, конечно, если этот автор – не Жюль Верн.

До сих пор я ужасно жалею, что не догадался тогда сделать записи на диктофон, чтобы потом была возможность услышать эти рассказы от первого лица. И времени свободного никогда не было, чтобы записать его рассказы по памяти. А сейчас, через несколько лет, я уже всего и не вспомню. Но зато теперь, когда началась эта катавасия с коронавирусом, и наша фирма обанкротилась, у меня, наконец, вдруг появилась масса свободного времени. Так что теперь в перерывах между составлениями резюме и онлайн-собеседованиями с потенциальными работодателями я могу наконец-то сесть за компьютер и записать то, что помню из удивительных рассказов Романа Степаныча.

Боюсь только, что я уже позабыл, что из рассказанного когда случилось, да и сам Степаныч не всегда упоминал, в каком году было дело. Поэтому, пожалуйста, не удивляйтесь, если в первой истории вы встретитесь, скажем, с ребёнком, а в последней – только-только узнаете, что он должен родиться. Но хронология и очередность изложения здесь не играют большой роли, ведь истории, рассказанные Степанычем, подчас настолько разные, что трудно поверить, что всё это происходило с одним и тем же человеком.

Я спросил у Романа Степаныча, можно ли напечатать и опубликовать в интернете то, что он рассказывал. Он не стал возражать, но попросил, чтобы речь в этих рассказах велась от третьего лица. Наверное, опасался, что про него будут говорить, что он всё придумал. Или, что он кого-то оклеветал или оскорбил чьи-то чувства. За такое теперь и посадить могут, а у него ещё много дел на воле. А так, если у кого-нибудь возникнут какие-то претензии, то он всегда сможет сказать, что это Каламбурский всё сочинил.

Признаюсь, мне его идея изложить всё от третьего лица очень понравилась, я даже почувствовал облегчение. Писать от первого лица о жизни другого человека для меня сложно, особенно по памяти. Тем более, что писатель я начинающий. Но мне очень хочется, чтобы и все узнали о нашем замечательном соседе. Ведь, что ни говори, не всем так везёт с соседями.

А поскольку мы со Степанычем теперь дружим, как говорится, семьями, то прошу не удивляться тому, что в этих рассказах будем часто упоминаться и мы с Алёной, и наши общие знакомые. Поэтому, чтобы и обо мне не подумали чего-нибудь плохого, мне тоже выгодно вести рассказ от третьего лица. А если вдруг что-то кому-то не понравится, я всегда смогу сказать, что писал с чужих слов.