Шрифт:
«Истукан…»
60/3
Истукан не прожить без твоих этажей и асфальтов и вот тянутся все за прилавки пустых площадей пощади вдруг не выдержит делая новое сальто многолюдье Твое о бессменно казенный Кащей за бетонами стен мириады молчат одиночек бьется пульс но не мысль что как будто отбита давно среди улиц Твоих неподвижное множество точек теплых трупиков им не тревожиться лишь и даноКак играли в войну мальчишки в 1944 году
90/4
Я в Туле жил на Оборонной, где за чертою городской фашистской нечисти отборной мы, огольцы, давали бой. На свалке гаубиц и танков трофейный порох в дело шел… Потом домой несли подранков. Мы с немцем бились хорошо. …Когда же понагнали пленных жилье чтоб строить средь руин, в стихии процедур обменных родился бартер, как торгсин. О, этот «мах на мах» потешный, о, эта рыночная прыть! Кормили фрицев мы, конешно, забыв, что надо их гнобить. Меняли на значки и ручки картошку с хлебом, огурцы. А на фронтах дела шли лучше, и гибли каждый день отцы.«В нашем доме распахнуты окна…»
60/4
В нашем доме распахнуты окна но забились в углы сквозняки и над нами как меч дамоклов эти душные потолки. нашей улице тоже не дышится ни в конце ни в начале дня мостовой тротуарами крышами слышу просит дождя дождя в нашем городе небо пустое но прикованы к небу глаза может в небе стиснутом зноем назревает незримо гроза?«Наедине с самим собой…»
90/5
Наедине с самим собой не оглушен я тишиной, не обделен блаженством встреч со всеми, чья затихла речь давно, и чьих сердец тепло в неведомые дали утекло… Во мне звучат те голоса, чья не померкнет никогда краса, и чьим добром в потоке дней я защищен всего верней, и правдой чьей я окрылен в преддверье праведных времен, и верой их я жив-здоров в сетях бессмысленных миров. С самим собой наедине, не наяву и не во сне, я в окружении родных внемлю в тиши безмолвью их…«Меня вселили в дом стеклянный…»
60/5
Меня вселили в дом стеклянный
в нем даже стулья из стекла
средь комнат скользких как стаканы
жизнь струйкой липкой потекла
мой кров как воздух стал прозрачен
для обозрения раскрыт
и я сквозь шторы и ковры
лучами взглядов перехвачен
теперь нельзя уединиться и душу в дневнике излить и нет возможности отлить
наедине без очевидцев…
вдруг обернулся дом бутылкой
я в ней жужжу как стрекоза
так это сон – проснусь
затылком не буду чувствовать
глаза?
«О, полужизнь – не полусмерть…»
90/6
О, полужизнь – не полусмерть: когда не в силах ты посметь и жизнь всю целиком вдохнуть, чтобы вздымалась счастьем грудь, и совершенство бытия всей первозданностью вошло в тебя, чтоб от вселенской полноты дни стали бы, как свет, просты, а ночи исчерпали б тьму — чтоб не досталась никому!В трамвае
60/6
О разве знал я получая из рук кондуктора билет что в этом бешеном трамвае мне места не было и нет о разве знал толпою сжатый что решена моя судьба о разве знал я что вожатый взял и сошел в пути с ума о разве знал я что случится о разве мог тогда я знать что в никуда трамвай мой мчится что остановкам не бывать о разве знал я протолкавшись к дверям где должен выход быть что сумасшедший рассмеявшись успел их наглухо закрыть.«А я бесстыдно беззащитный…»
Сердце, на камни упав,
Скорбно разбилось на песни…
Владимир Набоков90/7
А я бесстыдно беззащитный, я сердце миру оголил и выронил его на плиты, чтоб остудить вселенский пыл. Я душу бросил под колеса – не завизжали тормоза, лишь посмотрели наземь косо и быстро отвели глаза. Я рвался правдой поделиться, в толпе рассыпал жемчуг строф: листовки! – тотчас бдительные лица определили… Был приговор суров. Потом я стал чураться люда, затих в бесчувственной тиши, боясь простого пересуда и сплетен, и молвы и лжи, страшась отравой пересмотра в безмолвии возвысить глас, чтоб не настало утро монстра, манкуртов не вознесся класс.