— Господа генералы, а вам не кажется, что на этих ковчегах «Ивашка» убежать из крепости спокойно может. Ведь флота у нас как такового, нет! А те что имеются, то как голодные волки в лес смотрят!

Алехан подошел со спины неожиданно — здоровый черт, вроде пятого дня помирать собирался, ан нет, отошел, только злобен стал сверх меры, готов самозванца руками разорвать.

— Петр Иванович, у нас на той стороне преображенцев две роты и лодок в достатке. А пока эти челны у шанца стоят, они возвести стенки, и установить пушки, нам не дадут. Так не лучше ли этой ночью гвардейцев в лодки посадить, в тумане войти в рукав и взять корабли мятежников на абордаж. Такое дело Петр Великий на Неве уже совершал, захватив шведские шняву «Астрель» и бот «Гедан».

Панин незаметно поморщился — Алехан себя изволил сравнить с императором, гордыня так из него и прет наружу. Но предложение верное — пусть себе славу ищет со шпагой в руке, вот только приказ то ему он отдаст, пусть как временный командующий войсками гвардии.

— Алексей Григорьевич меру разумную предлагает, негромко произнес Брюс. — В тумане лодки видны не будут, оттого и нападение внезапно произойдет. А на берегу можно костер из соломы зажечь как раз напротив корабле — тогда Алексею Григорьевичу будет хорошо видно врага, и солдаты на веслах не устанут от бесцельного поиска.

— Вот вы этим делом и займитесь, граф, — Панин посмотрел на оскалившегося в улыбке Орлова. Тот не скрывал своей хищной радости, глаза засверкали в лютой злобе…

Санкт-Петербург

Императрица Екатерина Алексеевна

вечер 7 июля 1764 года

— Ваше величество, проснитесь — князь Александр Алексеевич приехали. Вы разбудить вас велели, — графиня Брюс осторожно коснулась плеча императрицы — но этого легкого прикосновения оказалось достаточно. Царица тут же открыла глаза и посмотрела на наперсницу своих тайн, доверенное лицо последних лет.

— Генерал-прокурор явился, Параша?

— Да, государыня, — поклонилась Прасковья Александровна, родная сестра генерал-аншефа Румянцева. На брата она походила мало, но так мать только одна, отцы у них разные. Екатерина Алексеевна всегда называла ее по домашнему, ласковыми прозвищами.

— Какой он, Брюсша?

— Зело озабочен чем-то, ваше величество. Лицо посерело, глаза красноватыми стали, опухлости под ними изрядные. А с ним и Василий Иванович пришел, совсем уставший, взгляд тяжелый, суровый и сумрачный, — Прасковья Александровна насупилась, вильнула взглядом. Наперсница императрицы до дрожи боялась фактического главу Тайной Экспедиции, он наводил на нее панический страх.

— Мы с тобою сейчас не лучше выглядим, — Екатерина Алексеевна еле сдержала невольный стон, все тело изнывало от ломоты. Карету от Риги гнали безостановочно, в ней и спать приходилось на коротких остановках — хорошо хоть подставы на всех ямах были заранее подготовлены благодаря посланным курьерам, потому до столицы удалось быстро добраться. Все же карета шла в сопровождении изрядного конвоя кавалергардов, на всех коней иначе бы не нашлось.

— Уже вечер наступил…

Императрица посмотрела на большие часы — с пяти до семи срок короткий, но тело не так надрывно болело, как в момент, когда вышла, пошатываясь от усталости, из кареты у распахнутых дверей дворца. Хорошо, хоть поддержали под руки кавалергарды. А потом ее подхватили фрейлины, сопроводили в опочивальню немного отдохнуть на мягкой кровати. Но дела для Екатерины Алексеевны были прежде всего, всегда стояли на первом месте, и она успела распорядиться о вызове генерал-прокурора князя Вяземского и главу Тайной экспедиции генерал-аншефа Суворова. И приказала будить немедленно, как оба придут.

— И я совершенно измотана столь дальней дорогой, государыня. Лучше бы верхом поехала, чем в карете. Все ее углы пересчитала на колдобинах, которых несчетное число…

— Помоги платье надеть, — коротко приказала императрица. И пока вызванные фрейлины помогали облачиться и протирали тело и лицо влажными, но теплыми льняными полотенцами, напряженно размышляла — ситуация выглядела уже угрожающей — слухи о «шлиссельбургской нелепе» расходились кругами, подобно волнам от брошенного в пруд камня. Она видела затаенный страх в глазах придворных. Возникло стойкое ощущение, что они готовы предать ее в любой момент.

— Как пойду, ты ложись на постель и поспи хорошо, я тебе место нагрела, — улыбнулась Екатерина Алексеевна, и тут же нахмурилась, понимая, что ее ждет тяжелый и неприятный разговор…

— Доброго вечера вам, господа, — негромко произнесла Екатерина Алексеевна, входя в кабинет в достаточно скромном платье, но с голубой лентой через плечо. Два сановника поприветствовали ее молчаливо, коротким поклоном. Женщина уселась в кресло и жестом попросила мужчин сделать также — разговоров на ногах она не допускала. Зачем показывать власть таким образом, если в том нет необходимости?!

Вид двух приближенных ее не только не обрадовал, но даже напугал — они выглядели лет на десять постаревшими, сильно сдавшими и очень печальными. Так что Паранья многое недоговорила или приукрасила — как говорят русские — краше в гроб кладут.

— Господа, пока я отсутствовала в столице, здесь произошли удивительные события. Мне хотелось бы узнать подробности произошедшей в Шлиссельбурге «нелепы», и вообще что происходит в последние дни? Александр Алексеевич, вы генерал-прокурор Сената, вам принадлежит первое слово. Я вся во внимании, князь.