— Военный суд хоть собрали?

— Так точно, господин генерал-аншеф. Василий Иванович подполковник полка Измайловского и вправе сам решать судьбу полдюжины изменников, присягу нарушивших. Собрал суд быстро, офицеры вынесли приговор — подвергнуть злодеев и предателей расстрелянию. По жребию отобрали от всех рот солдат и капралов в команду. Вот саму казнь провели перед строем оставшегося верным императрице батальона.

Алексей Григорьевич насупился — все же на измайловцев он бы уже не полагался. Солдаты смотрели зверьми на преображенцев, во взглядах офицеров он чувствовал тщательно скрываемую ненависть. А то, что их заставили расстрелять собственных товарищей, верности не добавит, наоборот — перейдут на сторону Ивашки, как только удобный момент выпадет. Видимо, о том же думал и граф Чернышев, негромко сказавший:

— Батальон сей влей в свой полк, Алексей Григорьевич, и поставишь первым в линию. Если вздумают изменить — отдай преображенцам приказ стрелять в спину. И пусть о том измайловцы знают. Через час гвардия выступит на Шлиссельбург — в авангарде семеновцы. А вон и их командир — сейчас узнаем, что там с конногвардейцами произошло!

Подъехавший верхом на гнедой кобылице гвардии подполковник и генерал-поручик Вадковский был хмур, лазоревый мундир порядком запылен. Но 52-х летний генерал живо спрыгнул с седла, поводья тут же подхватил один из трех его адъютантов, следовавших за фактическим командиром полка — полковником у семеновцев была сама императрица.

— Ушел к Иоанну Антоновичу весь четвертый эскадрон Конной гвардии, и половина одной роты пятого. Остальные остались верны присяге Екатерине Алексеевне данной — многие недовольны гибелью своих товарищей в Шлиссельбурге. Рубка даже между ними случилась, на командире полка князе Голицыне шляпу раскромсали. Шибко на них Петр Яковлевич озлобился — сгоряча приказал седлать коней и долго преследовал изменников. Почти догнал, но те влились под защиту измайловцев — так что пришлось разворачивать лошадей обратно.

Орлов с Чернышевым переглянулись, хмурые лица прояснились — с княжескими родами Голицыных и Долгоруких Иоанну Антоновичу будет не совладать — уж больно те ненавидят его бабку царицу Анну Иоанновну, за те казни и ссылки, что та обрушила на эти две знатнейшие фамилии. Так что на Конную гвардию можно положиться — она в надежных руках. А те, кто пожелал изменить, уже ушли к Ивашке.

— Федор Иванович, твой полк ведь выступил уже под командой генерал-аншефа Панина, — граф Чернышев внимательно посмотрел на Вадковского. Тот взгляд понял правильно — и чуть скривился в гримасе. Еще бы — в его чине вполне можно самостоятельно командовать авангардом.

— С утра-пораньше поднялись, даже обозные чины не подвели. Дружно выступили — с нами идут лейб-кирасиры цесаревича Павла Петровича. Думаю, не подведут в бою.

— Передайте мое пожелание Петру Ивановичу. Ему нужно находиться вместе с главными силами. А вы принимайте командование авангардом. И поскорее идите на Шлиссельбург — там генерал-прокурор князь Вяземский порядком заморочил голову Иоанну Антоновичу, и вряд ли мятежники ожидают скорого появления наших войск…

Шлиссельбург

Иоанн Антонович

ближе к полудню 6 июля 1764 года

«Вот тебе и царь — хочу мороженое, хочу пирожное, как сказал недотепа школьник в советском мультфильме. А каши из солдатского котла не желаешь, ваше императорское величество?! Да уж — есть с чем сравнить. На заставе кормили плотно, но тут убоины и сала явно не жалеют — мяса больше чем гречки, ложка не поворачивается».

Мысли текли размеренно, и так же поступательно поглощалась и каша. Ложка медленно сгребала ее в глубокой жестяной миске, а он машинально отмечал, что в каземате кормили с внушительных, но плоских тарелок. Так что, если прикинуть объемы порции, то выходило примерно одинаково. А вот качеством лучше — тут поварам стараться нужно, чтобы эту самую тарелку с кашей им на голову не надели.

Господа офицеры, сидевшие рядом с ним за накрытым столом, поглощали завтрак размеренно, но быстро — крепость готовилась к осаде, а потому время было на вес золота. Каша, караваи ржаного хлеба, соль и горячий чай с медом — вот и весь завтрак, никаких тебе кушаний типа буженины с хреном, окорока с чесночком или паровой стерляди. И все правильно — в каземате на довольствие тратилось копеек сорок в день, а полтину с гривной клали в свой карман надзиратели. А тут семь копеек в день на офицера и по две на солдат — какие уж тут разносолы с лукулловыми пирами.

Походное довольствие плюс осадное положение! Великолепная композиция для прежде серых будней!

Дома офицеры только ночью побывали, на пару часов тревожного сна забывались. И то вряд ли — слишком бурно пошло время после его освобождения из «секретного каземата».

Комендант подполковник Иван Бередников с лица спал изрядно, в глазах красные жилки проявились, лицо осунулось. Но бодр и энергичен, в любое время в крепости виден, возможно, за прошедшие сутки с двумя ночами еще и не спал даже вполглаза.