– А ты правда сможешь княжича исцелить? – спросила она, будто только об этом и помышляла.

Глаза челядинки в темноте были непонятного цвета, но явно тёмные, даже жутковатые. Травница опустила ресницы, сжимая под одеялом кулаки. Ну вот, уже прознали, кто она. А ведь Ветрия предупреждала помалкивать, но как тут смолчишь…

– Я постараюсь, – ответила она.

Ещё нужно понять, что за заклятие напускает Вагнара на душу княжича. А на это много сил, времени и терпения нужно иметь.

– Ты уж постарайся. Только на тебя надежда, – Верна отвела взгляд свой ведьмовской, помолчала, задумавшись о чём-то. А затем встала.

– Поднимайся, – велела она так, будто Зарислава находится в её подчинении, и пошла к своей постели.

Гостье это крайне не понравилось. Однако спорить и пререкаться с челядинкой было бы не разумно с её стороны. В первый день своего пребывания в Доловске ни с кем не хотелось ссориться.

– Ты пока переодевайся, трапезничай, а я пойду, извещу Радмилу о твоём приходе, – сказала Верна, копаясь в своём сундуке.

Зарислава засмотрелась, как челядинка ловко справляется с платьем и волосами, свивая их в косу. Верна преображалась на глазах, а в светлице становилось всё ярче. И теперь травница смогла рассмотреть её хорошенько. Волосы её были не то, что темны, а черны, как вороново крыло, и заплетённая коса напоминала Зариславе ужа. Глаза карие, тёплые, и на узком белом лице брови соболиные чернели, приковывали внимание. Больше всего удивило убранство служанки, в которое она так ловко облачилась – просторное платье, повязанное тонким пояском под небольшой девичей грудью, подол, ворот и рукава искусно вышиты серебряной нитью.

Для челядинки Верна выглядела весьма недурно. Видно и правда жалует её княжна, раз так наряжает. А может, полюбовник есть знатный да богатый, дарит ей подарки дорогие. О втором хотелось думать меньше всего, и, мазнув её взглядом, Зарислава отвела глаза, сдёрнула с себя одеяло и опустила ступни на прохладный с ночи пол.

Верна пошла к двери точно так же, как и Радмила, неспешно, поводя бёдрами.

И как только она исчезла за створкой, Рогнеда спрыгнула с лавки.

– Ну и зануда. Слава Богам, ушла!

Зарислава, пряча улыбку, встала с постели и прошла к сундуку, по обычаю откинув крышку. Вытянула льняное платье золотистого цвета. Сквозняк, что залетал в окошко с улицы, смахнул с лица остатки сна.

Значит, Верну сожительницы недолюбливают, и Зарислава не ошиблась в том, что не нужно болтать с ней лишнего. Ведь и сама княжна Радмила не пришлась ей по душе, да и Ветрии поди тоже. А потому стоит вести себя весьма осмотрительно и разумно, как и наставляла её волхва. Быть в стороне, наблюдать и делать своё дело, ни во что не впутываясь.

С этими мыслями она облачилась в платье, подвязалась пояском, прошла к лохани, которая стояла у двери, отёрла прохладной водицей лицо, промокнула его висевшим на крючке белоснежным рушником. Зарислава чувствовала, как затылок жгли любопытные взгляды челядинок. Не выдержав, она обернулась.

– Пойду воздухом подышу, – только и сказала, шагнув в приоткрытую дверь.

Дорогу к выходу она нашла только по крикам раздирающего горло петуха, они и вывели к уличной двери. Ступила на крыльцо, и ей открылся погружённый в утренний сумрак двор. Но не тот, на котором она была минувшим вечером.

«А, какая разница».

Вдыхая прохладный чистый воздух, вслушалась в пение птиц – под утро они немыслимо шумны и певучи. Помимо их заливистого щебетания слышались иные звуки: отовсюду кричали петухи, лаяли цепные псы, мычали волы в стойлах, что раскинулись на хозяйском дворе в длинный ряд. Жилая башня, в которой оказалась Зарислава, примыкала к самой теремной княжеской хоромине, от которой отделялась, что скалой, толстым обтёсанным частоколом. Зарислава догадалась, что прямо за ним иной ход и двор, чище и наверняка просторнее – по нему только знать ступает.

Однако не врут люди – высок и могуч острог с его мощным тыном, по которому снуют стражники, вглядываясь в лесные и речные с восточной стороны дали. С обилием хлевов и ремесленных пристроек, которых тут бесчисленное множество. С сотнями клетей, в коих, право, можно и заблудиться белым днём.

Постояв в раздумьях, Зарислава полюбовалась, как тусклое золото солнца становится ослепительно белым. Теперь свет обливал бревенчатые крепостные стены, утоптанный копытами хозяйский двор, макушки островерхих башен и изб дружинников. Острог пробуждался, и на двор лениво один за другим стали выползать дружинники, оголённые по пояс и с мечами в руках. Зарислава отступила в тень, прячась за косяк дверного проёма. Никак прямо на дружинный двор попала? Девке молодой здесь не место. Дёрнулась было, чтобы вернуться обратно в светёлку, но от чего-то задержалась, словно сжали её невидимые руки и не пускали. Травница смотрела, как юноши, разминая спины и руки, начали тренироваться. Позабыв обо всём, она невольно зачаровалась игрой их мышц на руках и плечах. А как гибко и умело молодые воины отражали удары, двигаясь плавно и бесшумно, словно лесные звери, напряжённые, готовые в любой миг кинуться на противника. И Зарислава поймала себя на мысли, что просто стоит и любуется ими, их телами и красотой. Она сжала до боли руки в кулаки, отвела взор. Прислонилась к стене спиной и затылком, прикрыв глаза.