Так что еще через две недели он был к новому походу в лес. Вообще-то, если делать по уму, то следовало еще выждать хотя бы некоторое время, чтобы лыжи, которые никак не хотели принимать приданную им форму и при малейшем удобном случае норовили свернутся спиралькой, и которые он так и держал на дымоходе, постоянно смазывая их куском сала, чтобы они основательно пропитались жиром и приняли наконец подобающий им вид, но ждать еще было уже невмоготу. Хотелось на волю.

До этого почти неделю плотной густой пеленой валил снегопад с легкой поземкой, который лучше всякого замка запер его в землянке. Выходил только в туалет, который пришлось организовать в шагах пятидесяти от землянки, в надежде, что весной все дерьмо уйдет в землю вместе с талыми водами. Ну куда в самом деле пойдешь, если уже через десяток шагов твой собственный след заметает так, что остается только чистое и ровное место, как будто и не проходил здесь буквально минуту назад. В такой обстановке потеряться, как нечего делать. Из-за густой взвеси, именуемой снегом, видимость была, мягко говоря, никудышная, можно было пройти в двух шагах от жилища и не заметить его. Вот и сидел взаперти. Хорошо еще запас дров был изрядный, хватило бы на еще одну такую зиму. Землянка оказалась, вопреки опасениям, теплой и хорошо держала тепло. Погреб был набит копченными тушками дичи и кусками кабанятины и это, не считая грибов и ягод с орехами. Так что проблем с пропитанием пока не было.

С одной стороны, тепло, сухо, еда есть, погода такая, что незваных гостей можно не опасаться, казалось живи и наслаждайся. Но оказалось, что вся его любовь к уединению работала, пока была возможность бродить по тайге, занимаясь какими-нибудь делами, которых в его маленьком хозяйстве хватало. Стоило ему лишиться этой возможности, как одиночество, а с ней и скука, навалились на него удушающей ватной действительностью. Поэтому, как только снегопад прекратился, он тут же засобирался на пробежку.

За все время вынужденного заточения этот снегопад был уже третьим и снег, накладываемый на земля слоями, просел под собственной тяжестью, слежался и уже не был таким рыхлым, как в первый раз. На лыжах он ходил так давно, что уже и не помнил, сколько тогда ему было лет, в памяти осталось только детство, веселый смех и снежный простор, уходящий вдаль. Но оказалось, что это как кататься на велосипеде, если научился, то уже не позабудешь. Вот и с лыжами получилось также, после пары неловких падений тело само вспомнило хорошо подзабытые движения и уже через полчаса мучений мальчишка пока еще неуверенно, но все более приноравливаясь, уже скользил по снежной целине.

По воспоминаниям о далеком детстве, он помнил, что животные не ходят по лесу просто так для своего удовольствия. Будь то травоядные или хищники у каждого был своя территория и свой маршрут. Хлебные места, удобная для ходьбы дорога, места отдыха, все было заложено в память зверя. Иногда можно было отклониться в сторону для охоты или еще чего-нибудь, но в конечном итоге животное всегда возвращалось на свой маршрут. Во всяком случае так было на Земле. Мальчишка не думал, что местные животные очень отличаются в этом от земных животных. Поэтому еще осенью, бродя по тайге отмечал те места, где проходят звериные тропы. Одни, чтобы меньше на них появляться, типа медвежьих или волчьих троп, другие брались им на заметку, как места будущей охоты. Теперь пришла пора проверить его измышления, он шел к месту, где по осени видел следы оленей. Конечно он не собирался охотиться на взрослого матерого оленя, а то ведь неизвестно, кто их них может оказаться жертвой при встрече. Взрослый олень – не такая уж и безобидная жертва, как может показаться. Природа не зря наградила его рогами, а удар острым копытом может по силе поспорить с ударом какого-нибудь грамотного нокаутера. Но где олени там и косули, а это уже добыча вполне ему по силам. Лыжи, вопреки его подозрениям, вели себя вполне сносно, погода после недавнего снегопада была тихой и умиротворенной, видимость прекрасной, а настроение наконец вырвавшегося на свободу мальчишки было радостным в ожидании приключений. И они не заставили себя ждать.

Непонятное повизгивание и рычание мальчишка услышал издалека. Он тут же остановился и взял наизготовку копье. Постоял, прислушиваясь к источнику звуков, стараясь точно определить расстояние и направление. Ему повезло, что вокруг росли густые кусты лещины, сейчас покрытые снеговой шубой. Это позволило ему незаметно подобраться к тому места, откуда исходил непонятный шум. Осторожно выглянув поверх кустов, оглядел открывшуюся взору поляну, изредка поросшую молодыми кустами орешника, и только после этого осмелился выбраться на открытое место, впрочем, далеко не отдаляясь от кустов.

Поляна оказалась ареной, на которой в данный момент решался спор о том, кому будет принадлежать туша только что зарезанного оленя. Сам предмет смертельного спора уже истек кровью из нескольких рваных ран и ему была совершенно безразлично, кто кого победит, в отличии от соперников, у которых обладание уже остывшим телом добычи было в буквальном смысле вопросом жизни и смерти. Одной из конкурирующих сторон оказалась пара взрослых матерых волков. Обычно волки зимой собираются в стаи и почему сейчас их было так мало, это был вопрос, но мальчишку это не волновало. Чужой мир. Мало ли какие законы царят тут. Тем более, что волки тут явно покрупнее земных. А представителя другой враждебной стороны мальчишка вначале принял за медвежонка. Круглые ушки, косолапая, неуклюжая на первый взгляд походка, шикарная мохнатая шуба и небольшие, по сравнению с волками, размеры так и толкали на мысль, что какой-то медвежонок, по-видимому по каким-то причинам не залегший в зимнюю спячку и оставшийся без матери, оказался наедине с двумя злыми и матерыми зверьми.

Волки оказались опытными охотниками и разделились, чтобы нападать с двух сторон, тем самым заставляя противника защищаться на оба фланга, рассеивая свое внимание. Они кружили вокруг жертвы и то один, то другой кидались в ложных атаках, поджидая удобный момент для настоящего нападения. Мальчишке даже в какой-то момент стало жалко медвежонка, который хоть и был на вид толстым и упитанным, но был в два раза меньше ростом этих серых лесных разбойников. Итог схватки казалось был предрешен. Этот недомедведь, вроде как неуклюже, вертелся на месте, разлаписто выкидывая свои короткие конечности, пригибаясь к земле атаковал шагов на пять, отпугивая и стараясь не упускать из виду обоих противников, и вел себя совершенно не по медвежьи.

Мальчишка не долго оставался в своем заблуждении насчет принадлежности этого зверя к семейству медведей. До тех пор, пока один из волков не подскочил к непонятному зверю на опасное, как оказалось, расстояние. И тут вдруг все завертелось с невероятной быстротой. В какой-то момент волк кинулся на жертву, грудью сшиб ту наземь и навис над неуклюжим противником, готовясь вонзить свои клыки в беззащитную тушку. Будь его противником кто-то из собачьего племени на этом схватка и завершилась бы. Казалось, вот сейчас-то он и вцепится в горло медвежонка, но тот большим мохнатым комом вдруг совершил поистине акробатический трюк, стремительно скользнув под нападающего, да еще и перевернувшись в движение всеми четырьмя лапами вверх, и, оказавшись под волком, нанес ему удар в брюхо. Миг и он, совершив невероятный для, казалось бы, такого толстого тела кувырок, уже опять твердо стоял на всех четырех лапах, а волк, получив ошеломляющий удар, взвизгнул и отпрянул в сторону. Какие повреждения он получил было непонятно, но, хоть и поскуливая, несколько раз еще пытался наскочить на эту отчаянную зверушку, но та совершенно не стеснялась ложиться на снег, причем в любом положении, даже на спину, и волка встречали эти ужасные крюки, называемые когтями, но похожими скорее на кривые кинжалы сантиметров десять длиной, с которыми он уже так неудачно познакомился. Видно эти наскоки сказались на полученных ранах волка, потому что вскоре он улегся на снег тяжело дыша и выпростав из пасти дрожащий от частого дыхания язык. Судя по всему, из схватки он на какое-то время был исключен.