Летом 1921 года такая поддержка, судя по всему, опять имеет место. Создается добровольческий батальон Repolan Pataljoona, куда принимаются граждане Суоми. Все, как не так уж и давно в AVA, добровольческой армии. Кадровые офицеры, такие как майор Моттонен, майор Пааво Талвела, капитан Свинхувуд, лейтенанты Тенхунен и Хейнрикс занялись формированием подразделений, отличных от привычного шюцкора.

– Немцы шастают вдоль наших границ, прикидываясь, будто прогуливаются, – говорил Антикайнен. – Сами-то они, конечно, к нам не сунутся, вот подзадорить прочий народ не преминут.

– Ребольский батальон, говоришь, создают? – прищурил глаза Куусинен. – Ну, это понятно – в центральной и северной Карелии у нас войск поменьше, да и былая Ухтинская республика существовала именно там, стало быть, «медвежьих ям» с захороненным оружием поблизости больше всего.

– Отправь меня туда, Отто, с разведывательной, так сказать, задачей! – предложил Тойво. – Осмотрюсь, подготовлю варианты наиболее приемлемых наступательных действий и пути возможного отхода в случае отступления.

– Партия тебя, конечно, сможет направить. Вот только к Реболам, либо куда подальше? – ответил Отто. – Я-то с тобой согласен, вот прочая кодла, в которой каждой твари по паре, может на это не пойти. По большому счету многим сейчас наплевать, будет очередная война в Карелии, либо не будет. Мой голос теперь даже не совещательный – он, вообще, никакой.

Антикйнен мог и сам, в принципе, поехать к Реболам, но без мандата от своего командования, этот поступок мог быть расценен двояко, а пограничники, которые не могут не располагаться в тех местах, посмотрят на него и вовсе однозначно. «Стоять!» – скажут пограничники. – «Цюрюк!» А потом стрельнут на поражение для верности, чтоб одной проблемой было меньше.

Тойво очень желал, чтобы у Куусинена получилось с этой командировкой для него. Реболы-то – пес с этим поселком, вот соседствующее Кимасозеро – это место, куда он стремился. Ему надо попасть туда во что бы то ни стало. Да, по большому счету, он и попадет туда при любом раскладе. Вот только хотелось бы, чтобы это произошло малой кровью.

Ну, а партии сейчас не до краткосрочных, да и долгосрочных – тоже, перспектив. Вова Ленин хворает, не вполне ясно, кто власть имеет, а кто уже не при делах. Грядет новое финское вторжение? Пускай себе грядет. Вот кто будет у власти, пусть тот и решает эту проблему, коли она случится.

О своем намерении отправиться в Панисельгу Тойво говорить не стал. Не следует вводить старшего товарища в курс дела, которое никак не связано с нынешним политическим моментом. Потом можно будет просветить его в познавательных, так сказать, целях. Или не просветить вовсе, если ничего не выйдет.

Они расстались в задумчивости: Отто – в своей, Антикайнен – в своей. А на улице начиналось лето.

Нет ничего лучше в начале лета, как пройтись по улицам города на Неве. Пыльно и грязно вокруг, тротуары заплеваны, с реки и каналов тянет сыростью, но проклюнувшийся зеленый листок на дереве или цветок мать-и-мачехи между камнями мостовой – и кажется, что вокруг стало чище. И солнце греет, и ветерок ласково трогает волосы из-под кепки, и дышится привольно-привольно. А ноги сами несут вдоль Мойки, да на Марата, да к Марсову полю, да к Институту мозга Бехетерева. А кто же это движется навстречу, влекомый таким же весенним настроением?

Младший научный сотрудник Тынис собственной персоной щурится на небо и блаженно улыбается. Он скользнул взглядом по Тойво, потом еще раз скользнул, потом остановился и пристально уставился на Антикайнена. Улыбка медленно сошла с его лица, а куда сошла – не сказала. Вероятно ласковый день сжалился над ней и оставил ее у себя. Навечно.

Тынис порос какой-то клочковатой бородой, волосы его, некогда волнистые, изрядно поредели, кожа приобрела несколько землистый оттенок, как у человека, мало бывающего на свежем воздухе. Эх, такой кайф парню обломили!

–Ку-ку! – сказал ему Тойво.

Тынис глубоко и тягостно вздохнул, словно распрощавшись с последней надеждой пройти мимо. Ему так отчаянно сделалось себя жалко, что он не прокуковал в ответ: не сказал ни гугу.

– А я, признаться, именно к тебе и шел, – поделился с ним своими планами Антикайнен. – Чего молчишь, сученыш?

– Я не виноват, – ответил эстонец и поджал губы, сделавшись похожим на карикатурное изображение эстонца с поджатыми губами. – Я не хотел.

– Так и я не хотел, товарищ младший научный сотрудник.

– Старший, – поправил его Тынис. – Замещаю Барченко, пока тот в экспедиции.

– Ого! – обрадовался Тойво. – Поздравляю. Тогда ты мне вдвойне нужен: как научный сотрудник и как заместитель Александра Михайловича. Пойдем, хлопнем что ли за встречу?

Они вошли в ближайшую рюмочную, где подавали смирновскую водку, оттеняемую семужкой и солеными огурчиками. Ближайшая рюмочная оказалась достаточно дорогой, но Тынис и глазом не моргнул. Может, он располагал свободными деньгами, может, надеялся, что его компаньон оплатит все расходы.